Фиялка обыкновенная
Название: Возвращение к себе
Автор: Rilla
Перевод: Egle-Elka
Бета:
Оригинальное название: Coming Back to Myself
Ссылка на оригинал: ashwinder.sycophanthex.com/viewstory.php?sid=84...
Разрешение на перевод: Отправлен запрос
Пейринг: СС/ГГ
Жанр: Angst, POV (1-3 глава – Гермиона; 4-6 глава – Снейп)
Рейтинг: NC-17
Дисклаймер: Всё Дж. Роулинг, автору ничего, переводчику ещё меньше.
Саммари: Снейп помогает Гермионе справиться с прошлым.
Предупреждения: AU, Non-con, abuse
Размер: миди
Статус: оригинал – закончен, перевод - в работе
Комментарий от автора: Поклонники Блэка простите, так случайно получилось. Если вам хоть немного нравиться Сириус Блэк – не читайте эту историю.
Комментарий от переводчика 1: Ужасы только в 1 главе.
Комментарий от переводчика 2: Переводчик отвечает за перевод. К фантазии автора и развитию сюжетной линии переводчик отношения не имеет.
Вступительное слово автора:
Я понятия не имею, что заставило меня сделать Сириуса в этой истории настолько мерзким и отвратительным персонажем. Как правило, насилие над женщиной не то, про что мне нравиться писать. А если я и выбираю подобную тему, то обычно женщина, в конце концов, одерживает победу. Здесь совсем не так. Мне честно не нравится идея о героине, которую должен «спасти» её герой. Однако, эта история просто пришла в мою голову и не оставляла меня в покое, пока я всё-таки не решила её записать. Итак, подводя итог, я прошу прощения у поклонников Сириуса, я действительно ничего против него не имею. Если вам слишком неприятно читать подобное, предупреждаю, что графическое насилие и прочие ужасы только в первой главе. В остальной части истории больше ангста и флаффа, с изредка появляющимися воспоминаниями.
Первая глава
Первая глава
Он опять трахает меня в своей анимагической форме. Из всего, что он делает со мной, это самое ненавистное. Я чувствую себя грязным и мерзким животным. В любом случае, именно так он про меня и говорит. Его когти царапают мою спину, а на шею стекают слюни. Я на четвереньках вздрагиваю от его грубых толчков и жду, когда он закончит. Хотя когда он собака, я, по крайней мере, не покрыта его пóтом в конце. Его лапы не могут сжать мою грудь, и он не может склониться и шептать мне в ухо грязные оскорбления.
Это может продолжаться часами, он снова и снова меняет форму за мгновенье до разрядки. И всё начинается заново. Однажды, чтобы не обезуметь, я попыталась считать время по изменению лунной тени. Когда пошел пятый час, я решила, что лучше сойти с ума. Больше я не считаю. Я просто жду.
Снова засунул мне в рот кляп. Ненавижу. Никак не получается плотно закусить этот твердый мяч, и у меня капает слюна. Ему нравится, что такой кляп, в отличие от тряпки, не полностью заглушает мои крики. А я кричу. В конце он всегда проверяет кончила ли я. Он говорит, если бы мне не нравилось, такого бы не было. Я не знаю, правда ли это. Мне вообще больше ничего не нравится. Гарри говорит, что надо мной словно висит табличка «Свободно». Мне смешно. Если надо мной повесить неоновую вывеску, можно прочитать: «Занято». Я страстно мечтаю о свободе.
Когда в первый раз он схватил меня и затащил в туалет, я плакала и умоляла его остановиться. Он сказал, что я сама виновата, что я постоянно прямо перед ним кручу грудью и задницей. «Ты знаешь, сколько времени я провел в Азкабане? – спрашивал он со злостью. – Знаешь, как давно у меня не было женщины?» Он говорит, я сама виновата, что так быстро «развилась» как женщина, что я открыто пытаюсь соблазнить его, флиртуя с Роном. Он говорит, что мне самой это надо, и я больше не буду ребенком, если просто сделаю то, что он скажет. Я не знаю, что мне надо, но не могу поверить, что нуждаюсь именно в этом.
Он рычит. Больной, отвратительный ублюдок. Я изо всех сил пытаюсь не думать об этой «штуке» внутри меня. Сейчас, когда он нечеловек, это хотя бы не продлится долго. Я могу сказать, что он уже готов. Я больше не кричу. Это бессмысленно. К тому же, ему нравится, когда я кричу. Он не оставляет синяков и не пытается сделать мне больно. Наоборот, проводит руками вдоль моего тела, удостоверяясь, что каждая клеточка помнит его прикосновения. «Я отнимаю тебя у других мужчин, разрушаю тебя», - смеётся он. Думаю, у него уже получилось.
Взгляд мутнеет. Шея затекла из-за того, что я старюсь смотреть только вверх, пока он грубо врывается в меня. Я не буду смотреть вниз, я отказываюсь смотреть, как моя грудь подпрыгивает в такт его толчкам, я оказываюсь смотреть, как он входит в меня сзади. Я смотрю на дверь. В глазах двоится, но я продолжаю смотреть. И дверь открывается.
Он останавливается в дверях как темный ангел, как демон-превратишийся-в-возможного-спасителя. Я чувствую на бедрах руки, слышу знакомую глумливую усмешку за спиной.
– Приятно посмотреть а, старина? Не смотри так хмуро, ей нравится.
Он стоит в дверях, всматриваясь, пытаясь прочесть ответ в моих глазах. Я не знаю, что он в них видит, всё сопротивление из меня давным-давно вытрахали. Меня переворачивают на спину, и мой мучитель/хозяин/насильник раздвигает мне ноги. Он продолжает насиловать меня, грубо ухватившись за лодыжки. Снова обращается к человеку в дверном проеме.
– Думаю, так вид лучше.
Я совершаю ошибку – смотрю на своё тело. Я вижу, как он держит меня, контролирует меня, вколачивается в меня. Он наклоняется и лижет моё лицо, его взгляд не отрывается от человека в дверях. Одинокая слеза скатывается из уголка глаза и капает на пол. Одна крошечная капля для спасения. Вот всё, что потребовалось.
Он двигается так стремительно, что я даже не успеваю заметить, когда он достал палочку. Тело моего насильника отброшено от меня и впечатано в стену. Оно без движения падает на пол. Человек подходит ко мне. Может, он тоже хочет взять меня. Может, он думает, что теперь его очередь. Из того, что я знаю, так и есть. Я даже не пытаюсь прикрыться. Он может брать что хочет. В конце концов, он избавил меня от пса.
Заворачивает меня в одеяло и берет на руки. Возможно, он хочет отнести меня в свою комнату. У меня нет сил. Я не держусь за него. Я больше никогда ни к кому не прикоснусь. Но это не мешает ему крепче прижать меня, устроить в своих руках, как в колыбели, как будто ему не всё равно, что со мной. Я слышу только одно слово, которое срывается с его губ: «Дитя». Бережно относит меня в ванную, сажает к себе на колени и вынимает кляп.
Вытирает моё лицо мягким полотенцем. Ко мне не прикасались так нежно с тех пор, как я переехала в штаб-квартиру Ордена. Наклоняется, поворачивает кран и не отпускает меня, пока ванна не заполняется водой. Стягивает одеяло на пол, опускает меня в воду. Он не смотрит похотливо на моё голое тело, он смотрит мне в глаза. Я понимаю, что плачу.
Бережно моет меня. Может, он боится, что я сломаюсь или буду сопротивляться. Не уверена, что помню, как это делать. После первого раза я растерла себя мочалкой до крови. Из-за этого в следующий раз было только больнее. Он приподнимает мою грудь, чтобы помыть и под ней, но продолжает смотреть в глаза. Я могу слышать, как мои слезы капают в воду. Его пальцы осторожно закрывают мои веки, и он моет мои волосы.
Я хотела бы сказать, что удивлена тем, как аккуратно этот человек прикасается ко мне, но меня больше ничего не удивляет. Когда тебя насилует крестный отец твоего лучшего друга, способность удивляться пропадает. Он ополаскивает меня и, поднимая из воды, шепчет: «Дитя».
Он тоже плачет. Не крупные, скатывающиеся по щекам слезы, как у меня. Его слезы скорее похожи на влагу, скопившуюся в уголках глаз, и обычно пустые темные глаза теперь блестят. Тщательно вытирает меня, укутывает в полотенце и опять берет на руки. В этот раз я кладу голову ему на плечо. Он теплый. Я не ожидала, что он будет теплым: в подземельях холодно.
Мы идем в его комнату, не мою. Я рада этому. Никто не найдет меня в его комнате. У него большая и мягкая кровать. Сажает меня и приносит свежую рубашку. Впервые за долгое время я чувствую себя чистой. Одевает меня и укрывает одеялом. Встает, чтобы уйти, и я кричу. Думаю, у меня просто больше нет слов. Мой крик – крик отчаявшегося зверя. Он возвращается и садится на кровать.
В комнате темнеет, он ложится рядом со мной. Он не раздевается, и я благодарна за это.
Обнимает меня, и я утыкаюсь лицом в его грудь. В эту ночь я засыпаю легко, сразу. Когда я уже позволяю себе расслабиться, то слышу единственное слово, которое он шепчет мне, и чувствую себя в безопасности: «Дитя».
Вторая глава
Вторая глава
Я лежу в своей кровати в штаб-квартире Ордена и смотрю в потолок. Он входит в комнату, садится рядом.
– Всё кончено, – тихо говорит он.
– Да, – у меня пустой взгляд.
Знаю: он злится на меня. Он разозлился, когда я не позволила ему сказать другим хоть слово о том, что произошло; разозлился, когда я запретила восстанавливающее лечение; разозлился, когда я отказалась рассказывать ему подробности из страха, что он сразу сообщит Дамблдору. Он не понимал, как я могу притворяться, что ничего не произошло.
– Он действительно мертв, – говорит без выражения.
– Да.
Жаль, что я этого не видела. Жаль, что я была без сознания, когда мой мучитель упал в Арку. Хотя даже к лучшему, что так получилось. Гарри убил бы мой смех. Возможно, я бы плакала. Я расплакалась, когда очнулась в палате и услышала об этом. Слезами облегчения.
Берет мою руку и пожимает её. Сжимаю его руку в ответ. Он мой друг. Такое странное чувство. Дружить с врагом действительно необычно. Правда, я не уверена, что он когда-либо действительно был моим врагом.
– Я хочу услышать. Сейчас, – говорит он и ложится на мою кровать. Теперь мы оба смотрим в потолок. Хранитель моих тайн старше моего отца. Это смешит меня.
– Хорошо, расскажу.
«Только не сейчас, чуть позже».
Наслаждаюсь нашим разделенным молчанием и стараюсь запомнить этот момент, затем начинаю говорить.
Говорю так долго, что садится голос и начинает першить в горле, и рассказываю всё. Я говорю, что до сих пор ощущаю следы его пальцев на коже, а в ушах звучит его полный злобы голос. Слова вырываются сами по себе, не могу их контролировать. Под конец мы оба в слезах. Мы садимся.
Позволяю ему долго держать меня в объятьях. Он гладит меня по голове и называет «дитя». Теперь я должна была бы почувствовать себя в безопасности, но этого не происходит. На самом деле, я чувствую себя в безопасности с того самого дня, когда он вошел в ту дверь. Он узнал, и этого было достаточно. Никто не тронул бы меня после того, как он узнал. Даже когда я боялась его, то знала: он защитит меня.
Он укладывает меня в кровать и тихо желает спокойной ночи. Целует меня в лоб, как целовала бы заботливая няня. Я засыпаю с его запахом на подушке.
***
В следующие два учебных года, я, по крайней мере, раз в неделю по вечерам прихожу к нему. Ритуал всегда одинаков. Мы сидим у огня и долго молчим. Он готовит для меня ванну и наливает бокал вина. Пожалуй, мне еще рано пить, но он говорит, что, к несчастью, я теперь мудра не годам. Я отвечаю, что, возможно, он прав.
Потом он укладывает меня спать. Не знаю, где он спит в эти ночи: он всегда поднимается раньше меня. Может быть, он совсем не спит. Возможно, просто сидит в своем кресле и смотрит на надоедливую девчонку, которая никак не оставит его в покое. Хотя я знаю: он не оттолкнет меня, никогда не отвернется. После всего, что он видел, через что прошел, он знает: именно он охраняет мой душевный покой. У него хорошо получается: он никогда не показывает, что мой рассудок — лишь переливающийся на солнце осколок хрупкого стекла под каблуком его ботинка. Я не боюсь, что он разобьет его.
Лежу на диване, положив голову на его колени. Завтра выпускной. Я уеду. Говорю ему, что не хочу уходить, но какие есть варианты? Если бы мы были любовниками, как в каких-то романтических мечтах, я вернулась бы на следующий день после праздника и со слезами на глазах бросилась бы в его объятья. Потом был бы страстный поцелуй, и я осталась бы с ним навечно. Но если я что-то и выучила, так это то, что так, как в романтических мечтах, не бывает. Всё обман.
Я почти не верила, что он переживет войну. Он шел по опасному пути. По слухам, он выжил только потому, что обещал убить Дамблдора, но не представилось возможности. Его называют предателем и не смотрят в глаза. Кажется, он не замечает этого. Зато я теперь замечаю всё. Я вижу, как он смотрит на меня прямо сейчас. Его взгляд изменился. Он не думает, что я замечу разницу, но я её вижу.
Я тоже смотрю на него по-другому. Он не просто мой друг. Сколько ваших друзей видели вас лежащей на кровати – голой, растерзанной, изнасилованной? Для наших отношений нет правильных слов. Мы просто есть. Не хочу думать о том, что будет с нами дальше. Боюсь, не будет ничего, я стану для него никем. Но кем я хочу быть? Для него.
Нежно гладит меня по голове, и у меня закрываются глаза. Мне кажется, движения его руки поднимают откуда-то из глубины длинные волны, которым я позволяю зайти слишком далеко. Он так хорошо пахнет, как зелье из осенних трав. Моя голова на его коленях слегка приподнимается в такт его дыханию. Он убаюкивает меня и позволяет заснуть. Сегодня он не относит меня в спальню. Сидит со мной всю ночь, гладя мои волосы и лицо.
Утром я должна уйти. Никаких крепких объятий на прощанье. Такое не для нас, и я принимаю это. Несмотря на его заботу обо мне, ничего иного я и не ожидала. Стою за порогом его комнат.
– Мне пора собираться.
– Я знаю.
– Значит, это всё.
– Да.
– Всего вам хорошего.
– И вам, мисс Грейнджер.
Он касается моего лица, и я отворачиваюсь. Сегодня он не называет меня «дитя». Он не зовет меня так почти год. Конечно, я знаю почему. Я убегаю по коридору так быстро, как только могу. Не хочу, чтобы он видел мои слезы. И не хочу знать, закрыл ли он уже дверь.
Третья глава
Третья глава
Не бечено
Эти коридоры совсем не изменились за те четыре года, что меня здесь не было. Изменилась я. Теперь я сильнее. Сама могу помочь себе. Я взяла под контроль собственный рассудок. Живу как все, как «нормальная» ведьма, хотя я какая угодно только не нормальная.
Я не знаю, почему я здесь. Точнее, не совсем так. Я не знаю, чего жду. Так правильнее. Сначала, я думала отправить ему письмо, но не знала, что написать. Как писать о чувствах, о которых даже вслух сказать невозможно? Признания в любви не то, что было нужно, а писать о погоде или соседках по комнате я бы не смогла. Я смотрела на пустой пергамент и понимала, что мне нечего сказать.
Ни одному мужчине я не позволила прикоснуться к себе с той самой ночи почти семь лет назад. Ночи, когда он спас меня, вымыл и уложил спать. Меня до сих пор удивляет, что он знал - я не смогу сказать ни слова. И он точно знал, что именно мне понадобится. Я задаюсь вопросом: эти знания нужны были ему как Пожирателю Смерти? Не хочу об этом думать.
Наконец, я подхожу к его двери. Постучать? Я больше не могу войти без стука, только не после четырех лет отсутствия. Поэтому я стучу. Он долго не открывает. Может быть я не во время. Дверь отворяется. Кажется, он не удивлен. Он выглядит печальным, как человек, которые слишком долго ждал. Возможно, так и есть. Я хотела бы думать, что все эти годы он провел в своих комнатах в ожидании меня. Я знаю – это не правда.
Он отступает внутрь и впускает меня. Мы не произнесли еще ни слова. Я решаю, что кто-то должен начать разговор.
- Я вернулась.
- Я вижу.
Что еще сказать? Я сажусь на диван, он – рядом. Он тоже не знает, что говорить. Это успокаивает. Его дыхание всё громче. Думаю, он подбирает слова. Надеюсь на это, потому что у меня их нет. Мой долгий путь сюда не описать словами.
- Гермиона.
Я закрываю глаза. Впервые за всё время он назвал меня по имени. Меня бьет дрожь. Он произнес моё имя. Не «Дитя», не «Мисс Грейнджер». Он действительно знает меня.
- Северус.
Вместе со звуком его имени появляются слезы. Я не хочу плакать, но ничего не могу с собой поделать. Кажется, мои слезы хотят говорить с ним, пока губы не могут. У меня перехватывает дыхание.
Он целует меня. Его губы холодные и мягкие. Раньше я умела целоваться, но тогда я была ребёнком. Я позволяю учить меня заново. Следую за движениями его губ своими губами. Открывая, закрывая, прижимаясь. Его язык длинный и влажный. Он трогает мои губы изнутри, и я тоже пробую его на вкус. Он как бренди.
Его руки в моих волосах. Я изголодалась по нему, по его нежности. В душе я молюсь, чтобы его действия вела любовь, но у меня нет заблуждений. Я просто хочу, чтобы он прикасался ко мне. Мои руки на его плечах. Он стонет мне в рот, и я плачу еще сильнее. Он такой красивый, не понимаю, почему другие не видят этого.
Мои непослушные пальцы тянутся к его воротнику и нервно цепляются за пуговицы. Он шепчет в мои губы всего два слова: «Ты точно…?»
Да. «Да». Боже, да.
Подхватывает меня и несет в постель, ту, на которой я так много ночей провела в одиночестве. Его настоящий запах несравнимо лучше, чем отголоски этого аромата на подушке. Теперь его запах везде вокруг меня. Снимает мою одежду так аккуратно, что мне кажется – она остается на месте. Даже сейчас он точно знает, что мне нужно.
Пристально смотрит на меня. Шепчет: «Ты прекрасна». Его голос околдовывает, пронзает, словно раскаленный меч и в тоже время обволакивает с ног до головы. Все четыре года моего добровольного изгнания, каждую ночь этот голос был со мной. Его губы на мне, они повсюду. Я понимаю, что слишком долго не знала прикосновений другого человека, не уверена, что смогу выдержать – его так много.
Начинаю срывать с него одежду как одержимая. Может я действительно одержима. Все эти годы я желала его, и больше не могу ждать, когда его тело соприкоснется с моим и подарит мне облегчение. Он помогает мне торопливо снять с себя одежду. Мы дышим в унисон. Он останавливается и смотрит в мои глаза. Уверена – думаем мы тоже в унисон. Я пытаюсь сказать, но он говорит, что ничего не надо.
- Я… Я…
- Я знаю. Я тоже.
Его рот снова накрывает мой, и я окончательно теряю голову. Его губы на моих губах, лице, шее – они везде. Я чувствую, что готова отдать ему свою душу. Моё сердце уже давно принадлежит ему.
- Я не могу жить без тебя, - говорит он. Это мои мысли, но их произносят его губы.
Моя рука скользит вдоль его тела, запоминая рисунок шрамов и гладкость кожи. Достигаю цели и мягко обхватываю его рукой. Теперь наступает момент, когда я не знаю, что делать дальше. В своём опыте, точнее в добровольном опыте, я пропустила этот урок. Он знает об этом: накрывает мою руку своей и учит меня, показывает мне, как сделать так, чтобы его глаза замерцали темным огнем, а из горла вырвался стон удовольствия. Я вижу это, когда ласкаю его твердую плоть.
Он приподнимается, и его руки начинают изучать моё тело. Прикосновения такие легкие, что я чувствую как моя кожа стремиться встретить их, желая большего. Его руки на моей груди, и я слегка вздрагиваю. Осторожно, едва ощутимо сжимает грудь. Я закрываю глаза и вздыхаю. Проводит языком по твердому соску и мои бедра непроизвольно поднимаются. Усмехается, наслаждаясь моей реакцией.
Продолжает ласкать и целовать мою грудь. Кажется, у меня не осталось сил. Я не нахожу себе места и пытаюсь найти удобное положение. Его рука между моих ног, чтобы дать мне покой. Я замираю. Пальцы скользят по завиткам волос, и меня накрывает теплой волной. Один палец продвигается ниже, к изнывающей плоти. Он легко скользит по ней, и я знаю, что готова. Неожиданно его палец внутри меня и я выгибаюсь, не в силах сдержаться.
Поднимает голову и смотрит на меня как на экспериментальное зелье. Следит за каждой моей реакцией, как будто делая про себя пометки, что именно доставляет мне наибольшее удовольствие. Добавляет еще один палец, и я кричу. Вижу, что он доволен результатом. Мягко двигает пальцами вглубь и обратно. Мои бедра ускоряются, пытаясь поймать его ритм. Другая его рука ласкает крошечную точку, в которой сосредоточено главное напряжение. Водит вокруг неё подушечками пальцев. Я выкрикиваю его имя, когда меня охватывает наслаждение. Надавливает на эту точку большим пальцем и поднимает руки на мои плечи.
Накрывает своим телом и опускается между бедер. Его рот захватывает мой, губы застывают, когда он входит в меня. Мой приветственный крик дрожью проходит вдоль позвонков. Наши бедра сходятся и расходятся, а тела прижимаются друг к другу так тесно, как только возможно. Его руки крепко сжимают мои плечи и волосы. Вибрация его стонов вызывает у меня громкий ответ. Впиваюсь ногтями в его спину, и он дрожит.
Мы двигаемся всё быстрее и быстрее, каждый приближает другого к моменту высшего восторга. Он снова и снова шепчет моё имя. Я захожусь в беззвучном крике, так велико наслаждение. «Гермиона, я люблю тебя»: последние слова, которые я слышу, перед тем как мир вокруг меня вспыхивает. На долгое мгновенье я погружаюсь в яркое сияние, о существовании которого раньше даже не догадывалась.
Спускаюсь с небес прямо в его руки. Его обнаженное тело, блестящее от пота, переплетено с моим. Даю себе отдышаться, прежде чем заговорить. В этот раз произнести слова очень легко. Так и должно быть, все-таки я потратила семь лет, что подготовить их.
- Я люблю тебя, Северус.
- Ммм, - он крепко обнимает меня. Я чувствую, как внутри разливается усталость, и позволяю сну одержать верх. Я вернулась к нему.
И, специально для MaRiNa, вторая часть истории
Четвертая глава
Четвертая глава
Не бечено
Эти поздние игры в двойных агентов добивают меня. Я слишком потрепан, утомлен и, говоря начистоту, стар для подобного. Я устал притворяться, корчась на полу в пошлом спектакле для развлечения Темного Лорда, что Cruciatus еще хоть как-то на меня действует. У меня больше нет ни капли желания быть пешкой в этой партии. Добро и зло, свет и тьма, какая, в сущности, разница, разве нет? Обе стороны будут продолжать выталкивать противника со своего пути, и в конце останутся только те, которые найдут баланс между этими силами. Сомневаюсь, что среди них будет кто-то из этого дома.
Как же мне не хочется ночь за ночью возвращаться в это постылое место. Сегодня встреча затянулась, и мне придется здесь ночевать. Пожирателю смерти не безопасно разгуливать ночью по улицам. Почти час мы прождали этого ублюдка Блэка, который в итоге решил не показываться. Сходить и позвать Блэка на кухню его собственного чертового дома невозможно. Ведь никто не хочет прерывать его нежный сон или встречу с подзаборной шлюхой, или чем он там еще занимается, поэтому мы ждем его, пока не становится окончательно ясно, что наша встреча его совершенно не интересует. Если я о чем-то и жалею в своей жалкой жизни, так это о том, что мне не представилось возможности сдать его дементорам.
Все уже разошлись по своим спальням. Остались только я и Люпин. Мы распили бутылку бренди, расположившись у камина. Он единственный, чью компанию я готов вытерпеть, возможно, потому, что он почти всё время молчит. Уж насколько оборотни полуночники, но со мной ему всё равно не сравниться. И вот я сижу один в это странное уже не ночное, но еще не утреннее время. Решаю, что пора идти спать.
В коридоре тихо, но что-то не так. Понимаю, что на комнате Блэка заглушающее заклинание. Ожидаемо. У него подходящая анимагическая форма. Сегодня он вывел меня из себя. Меня бы не было в этом проклятом доме, если бы не он. Снимаю чары и слышу похабное сочетание звуков: скрип пружин, собачье рычание и низкие, приглушенные женские стоны.
Я чувствовал, что в доме женщина. По ряду причин, это не могла быть Молли Уизли. И Минерва, и Нимафадора вернулись в свои дома. Остались дети. Дети? Даже Блэк не может быть таким извращенцем. Это же невозможно? Хотя с него станется притащить в дом проститутку и потом наложить на неё обливиэйт. Наверняка он так и сделал. Пора поставить его на место.
С легкостью снимаю запирающие чары, распахиваю дверь. Большая черная собака поспешно превращается в человека. Опускаю взгляд и замираю, уставившись на хрупкое ломаное тело под ним. В её глазах пустота, в рот что-то засунуто. Эта не та ученица, которую я помню. Мне не требуется много времени, чтобы задать себе единственный вопрос: «Почему она здесь?»
– Нравится картинка, старина? Не смотри так хмуро, она любит это.
Перебрасывает её на спину как тряпичную куклу.
– Думаю, так вид лучше.
Он определенно наслаждается затащенной в постель для удовлетворения собственной похоти девочкой. Я не отвожу от неё взгляда, жду, что она подтвердит мои опасения. Так и происходит. Её мольба в отражающей луну одинокой слезинке, которая падает на пол и разбивается на тысячи крошечных капелек.
Пожиратели смерти натренированы действовать при первых признаках опасности. Те из нас, кого Темный Лорд ввел во внутренний круг, попали туда только потому, что реагируют быстрее, чем это возможно представить. Посылаю проклятье прежде, чем соленая капля коснулась пола. Блэк отлетает и ударяется о стену. Он еще долго не сможет сдвинуться с места. Меня поражает собственная выдержка. Я думал, что убью его.
Подхожу к девочке, лежащей на кровати. Она не шевелится. Я не удивлен. Про себя посмеиваюсь над несчастливым совпадением. Из всех присутствующих в этом доме, кто мог бы найти девочку, я, полагаю, являюсь лучшим вариантом. Скольких жертв я привёл в порядок после темных оргий: купал их, а потом стирал память, – всё ради «праздников»? Здесь мне повезло. Тот, кто убирает грязь, не обязан участвовать. Я никогда не делал того, что сделал с душой и телом этого ребенка Блэк. Я стараюсь не думать о тех временах, когда это делали со мной.
Я совершаю ошибку: сморю ей в глаза. Если бы можно было вернуть назад то мгновенье, когда я проник в её душу, мне не пришлось бы выбираться оттуда, пытаясь сохранить себя в целости. Но я посмотрел и увидел. Если бы не это, я мог бы притвориться, что она всего лишь очередная безымянная жертва, о которой надо позаботиться. Только вместо этого я заворачиваю свою лучшую ученицу в одеяло и устраиваю её голову под своим подбородком. Нежность вырывается прежде, чем я успеваю остановить себя: «Дитя». Вот единственное слово, которое у меня есть, чтобы хоть как-то сгладить случившееся зло.
Мы идем в ванную. Вынимаю у неё изо рта пропитавшийся слюной кляп, стираю с её щек влагу и слезы. Я хотел бы не знать того, что знаю. Я хотел бы не знать, сколько времени требуется, чтобы из-за такого кляпа вот так, до крови, растрескались уголки рта. Но я знаю. Помоги мне Боже! Если я внимательно осмотрю её, то буду знать время с точностью до минуты. Опускаю её в воду, стараясь смотреть в глаза, лишь бы не видеть её раны.
Она не делает ни одного движения, чтобы помыть себя или оттолкнуть меня. Я не знаю точно, где ей больно, поэтому стараюсь не тереть слишком сильно. Из её глаз градом катятся слезы. Прикрываю ей глаза и начинаю мыть волосы. Сколько раз я издевался над этими волосами? Должно быть, это мое наказание. Поднимаю её из ванны, вытираю и несу в кровать.
Кажется, она благодарна за чистую рубашку, которую я ей предложил. Не отвожу взгляда от её глаз, пытаясь выбросить из головы мысли о том, как долго это продолжается. Поворачиваюсь, чтобы уйти, и она издает звук, который разрывает мне сердце и выкачивает из легких воздух. Звук, который я знаю слишком хорошо. Последний крик измученной жертвы, прощание с волей к жизни: последняя, отчаянная попытка быть услышанным. Никогда не хотел бы я услышать подобный крик из уст этого ребенка.
Возвращаюсь и обнимаю её. Чувствую, как она расслабляется. Интересно, я и подумать не мог, что её успокоит моё присутствие. Полагаю, осознание, что злейший враг притворялся другом, подтолкнуло её искать утешение у кого-то настолько темного, как я. Её дыхание выравнивается, и я шепотом желаю ей спокойной ночи единственным словом, которое могу подобрать: «Дитя».
Пятая глава
Пятая глава
Не бечено
Почти неделя прошла с тех пор, как сдох ублюдок Блэк. Кто бы мог подумать, что эта бесполезная Лейстранж наконец сделает что-то стоящее? Если бы меня спросили год назад, я бы ответил, что это отличный повод для праздника. Но сегодня я думаю только об одном человеке. О том, кому Блэк причинил больше зла, чем мне.
Вхожу в её комнату. Она смотрит в потолок, такая неподвижная, что мне приходится стряхнуть с себя воспоминания о том, как она выглядела в Больничном крыле. Она чуть не умерла. Если бы она умерла, я бы голыми руками, выдав себя перед Темным Лордом, разорвал бы Долохова на части. Сажусь рядом с ней и говорю:
– Всё кончено.
– Да, – говорит она, и как же много скрыто за этим простым словом.
Я показываю свой гнев, но потом даю ему остыть. Знаю, что был несправедлив к ней. Не понимаю, почему она не рассказала Дамблдору про ублюдка, почему не позволила мне расправиться с ним. Она сказала, что против восстанавливающего лечения, что я должен вести себя точно, как раньше. Она понятия не имеет, как легко мне было бы играть эту роль: забыть, что я видел безжалостно изнасилованного ребенка. Вот только в этот раз мне не всё равно. В этот раз жертве не стерли память и не отправили обратно в школу, словно ничего не случилось. Она отказала мне даже в этом.
– Он действительно мертв, – эти слова нужны для моего покоя, так же, как и для её.
– Да.
Беру её за руку. Гнев прошел. Мой гнев никогда не был направлен на неё. В конце концов, я никогда его не показывал. Она сжимает мою руку.
– Я хочу услышать. Сейчас, – говорю я.
Я достаточно долго ждал, и она никому об этом не говорила. Я знаю, что она расскажет только мне.
– Хорошо, расскажу, – говорит она с коротким смешком.
Опускаюсь на кровать, поражаясь, как что-то столь хрупкое может быть создано из такой сильной основы.
Помолчав, она начинает говорить, и я пытаюсь сдержать тошноту и желание выбежать прочь из комнаты, и растерзать мерзкое тело Блэка на куски. Она говорит без перерыва, и я рад, что она не отводит взгляда от потолка. Она не может видеть выступивший на моем лице холодный пот. Из Блэка получился бы отличный Пожиратель смерти: его вкусы совпадают с предпочтениями Темного Лорда. То, что он сотворил с этим ребенком, с этой яркой юной ведьмой рядом со мной, сильнее и сильнее разжигает мою ненависть к нему. Почему он не выбрал кого-то, кто мне безразличен?
Когда она наконец замолкает и садится, я знаю, что она видит слезы в моих глазах. Притягиваю её ближе к себе и долго-долго не отпускаю. Не отдавая себе отчета, глажу её по голове – несвойственный мне, но такой уместный сейчас жест. Я называю её «дитя», чтобы напомнить – этого он не смог у неё отнять.
За окном сгущаются сумерки, и я укладываю её спать. Целую в лоб, словно она под моей защитой. Думаю, в некотором смысле, так оно и есть. Шепотом желаю спокойной ночи. Оставляю её спать и, впервые за долгое время, могу уйти от дверей её комнаты без того, чтобы дюжину раз перепроверить охранные чары.
***
Я не удивляюсь, когда она в первый раз приходит в мой в кабинет. Мы молчим, пока я заканчиваю с проверкой работ и пока она следует за мной в мои комнаты. Присаживаюсь у камина и предлагаю ей вина.
– Мне не слишком рано пить?
– Вы, дитя, теперь, к несчастью, мудры не по годам. Пейте.
– Думаю, вы правы, – её смех хриплый и глухой.
Забирает из моих рук бокал и залпом выпивает половину. Очевидно, ничего нового в алкоголе для неё нет. Набираю для неё ванну и оставляю её отдыхать, а сам сижу, покручиваю в руках бокал бренди и, уставившись на огонь, пытаюсь прогнать воспоминания о том, что привело её сюда. Когда она выходит из ванной, я разрешаю ей спать в моей кровати. Потом, когда она уже точно спит, я ложусь на пол недалеко от неё и засыпаю, чувствуя ритм её дыхания. Её присутствие не дает мне покинуть комнату.
Так продолжается два года, по меньшей мере, раз в неделю. Это превращается в удобный для нас обоих ритуал. Однажды я перестаю называть её «дитя». Она больше не ребенок. Её тело догнало в своём развитии ум и душу, и теперь она равна мне во всем. Я пытаюсь не замечать этого. Она доверилась мне, и я не могу разрушить это доверие потаканием своим низменным инстинктам. Никто, даже Дамблдор, не верит мне так, как верит она.
К концу войны она, единственная из оставшихся в живых членов Ордена, смотрит мне в глаза. Меня называют предателем. Шепчутся, что я хотел убить Дамблодора для Темного Лорда, но не получилось. Она никогда не спрашивает, правда ли это. Она знает – неправда. Возможно, было время, когда я колебался, но оно закончилось ещё до того, как она вошла в мою жизнь.
Завтра Выпускной бал. Она говорит, что не хочет уходить. Но я не посмею нарушить её покой просьбой остаться. Напоминаю себе, что женщина может быть со мной только по необходимости и уж точно без взаимности. Она кладет голову мне на колени, и я глажу её по волосам. Понимаю, что никогда что-то настолько прекрасное не будет моим. Другого и ждать не стоило, говорю я себе. С чего бы мне думать, что она останется? Я уже отдал ей всё, что мог. Мы проводим так ночь. Я не сплю. Утром провожаю её до двери.
– Мне пора собираться, – говорит мягко, но решительно.
– Я знаю.
– Значит, это всё.
– Да.
«Не оставляй меня».
– Всего вам хорошего.
– И вам, мисс Грейнджер.
«Гермиона. Любимая».
Дотрагиваюсь до её лица. Хочу отвести от неё взгляд, но она успевает первая. Поворачивается и убегает прочь от меня. Наблюдаю, как она растворяется в глубине коридора. Для неё я лишь напоминание и ничего более. Теперь она может оставить всё позади, и так она и поступит. Я не знаю, как долго я стою там, прежде чем закрыть дверь. Достаточно долго, чтобы выжечь в памяти её ускользающий образ.
Шестая глава
Шестая глава
Не бечено
Прошло четыре года с тех пор, как она ушла. Должно быть, она как раз закончила университет, если, конечно, решила поступать. Я постоянно терзаю себя воспоминаниями. Они мучительней и, в то же время, приятней, чем всё, что я видел, будучи Пожирателем смерти. Цепляюсь за них в своем одиночестве, прекрасно зная, что стука в дверь, который я жду, может никогда и не быть. Невероятно, что любовь может стать сильнее после стольких лет без всякой связи друг с другом.
Нерешительный стук вырывает меня из задумчивости. Я знаю, кто это. Некоторое время просто сижу, поглощенный немыслимостью происходящего. Когда я открываю дверь, то лишь немного удивляюсь взрослой женщине, которая стоит там, где раньше была ученица. Со странной уверенностью знаю, что это не очередная галлюцинация. Отхожу на шаг, чтобы она могла войти.
– Я вернулась, – говорит она, словно чтобы заверить меня, что это не сон.
– Вижу.
Мы сидим молча. Она не знает, что сказать. Я должен начать. И я начинаю с того слова, которое отчаянно желал произнести четыре года назад.
– Гермиона.
Она начинает плакать, я чувствую её облегчение.
– Северус, – звук моего имени, произнесенного её губами, проходит сквозь меня.
Она говорит так, словно я живой человек, а не просто бывший Пожиратель или мрачный затворник.
Целую её. Её губы мягкие и податливые. Я не был с женщиной с тех самых пор, как обнаружил её с Блэком, но, невзирая на моё долгое воздержание, всё происходит естественно. Её губы следуют за моими с легчайшим оттенком желания, её язык пробует вкус бренди на моих губах.
Дотрагиваюсь до её волос и с каждым прикосновением вспоминаю, каковы они на ощупь. Её поцелуи всё более страстные, и я позволяю себе раствориться в них. Её руки скользят по моим плечам, и я не могу сдержать вырывающийся стон. Слишком много ночей я провел, до боли желая, чтобы она прикоснулась ко мне. Она плачет сильнее, когда мы целуемся, хрупкий ангел привязывающий меня к себе.
Она дрожит, когда её пальцы хватаются за пуговицы на моем воротнике. Я должен знать уверена ли она: «Ты точно?..»
Прошу, скажи да.
– Да.
Поднимаю её на руки и отношу в постель. В этот раз я не буду спать на полу. Снимаю её одежду так осторожно, как только могу. Я боюсь напугать её, вызвать воспоминания далекого прошлого. Я не переживу, если она будет бояться меня. Она закрывает глаза и улыбается. Как ни удивительно, женщина улыбается от моих прикосновений.
Я застываю на мгновение, не в силах отвести взгляд, ошеломленный тем, что вижу.
— Ты прекрасна, — шепчу я. Мои губы изучают её кожу, пробуют на вкус её мягкость, хотят большего с каждым поцелуем. Я понимаю, что слишком долго не знал прикосновений другого человека, не уверен, что смогу выдержать – её так много.
Она начинает лихорадочно раздевать меня. Её разгоревшееся желание подводит меня к краю. Помогаю ей быстро освободить меня от одежды, которая ворохом летит на пол. Перехватываю её взгляд и не могу от него оторваться. Этот взгляд говорит мне то, что я так мечтал услышать.
– Я… Я, – она ещё не готова сказать.
– Я знаю. Я тоже.
Увлекаю её в очередной глубокий поцелуй. Её лицо, губы, шея сводят меня с ума, когда мои губы предъявляют на них свои права.
– Я не могу жить без тебя, – это правда. Были ночи, когда мне казалось, что одиночество навечно поглотит меня.
Теперь она прикасается ко мне, исследует мои шрамы, и в ней нет отвращения к ним. Её руки скользят вниз, и она замирает, не зная, что делать дальше. Беру её руку в свою и показываю. Мой Бог, эта женщина, учится так же быстро, как и раньше. Её ласки чуть не лишают мои разум и тело контроля.
Приподнимаюсь, чтобы прикоснуться к ней, к её идеальному телу. Мягко провожу руками по её совершенной, прекрасной груди. Отвечает мне стоном, отдает себя. Пробую языком вкус её сосков, и она непроизвольно дергается. У меня не получается сдержать улыбку в ответ на её доведенную до предела чувствительность.
Она двигается подо мной, приподнимаясь и стремясь ко мне, чувствуя необходимость прикосновений. Этой ночью я готов дать ей всё, что она захочет. У меня никого не было с тех пор, как она покинула меня. И никогда больше не будет. Моя рука аккуратно скользит между её ног. Она такая нежная, ни с одной женщиной я не чувствовал подобного. Больше никакого притворства. Впервые в жизни я – это просто я. С ней.
Ввожу один палец, затем второй, и с восторгом наблюдаю, как она отзывается на мои прикосновения. Моё собственное желание подождет. Меня переполняет радость, потому что это я так на неё действую. Это из-за моих прикосновений она с тихим стоном удовольствия выгибается на простынях. Я хочу дать её всё, что она так давно заслужила. Стараюсь не думать об извращенном насилии, которое вынесла эта восхитительная женщина от того ублюдка. Она громко вскрикивает, когда я ласкаю её напряженную женственность. Чувствую по её влажности, что она готова.
Перемещаюсь наверх, прежде чем войти, закрываю её рот поцелуем. Она опять вскрикивает, прямо в мой рот, и я чувствую её жажду на своих губах. Наши бедра сходятся и расходятся, а тела прижимаются друг к другу так тесно, как только возможно. Мне невыносимо хочется прикасаться к каждой клеточке её тела. В наших поцелуях эхом раздаются звуки соединения тел. Впивается ногтями в мою спину, и меня переполняет желание привести её с собой к вершине. Ускоряю темп, меня обхватывает её теплая бархатная глубина. Шепчу её имя, как мантру. Она кричит, и я теряю контроль.
— Гермиона, я люблю тебя, — голос срывается, когда я изливаюсь в неё. Меня сотрясает дрожь, и комната наполняется искрящимся светом.
Слегка отодвигаюсь, позволяя ей обвить меня руками и ногами. Её очередь говорить, и она говорит без тени сомнения:
– Я люблю тебя, Северус.
– Ммм… – у меня нет слов, чтобы рассказать, что я чувствую к ней. Лишь крепче сжимаю её в объятьях, давая ей теплое, безопасное место для сна. Она вернулась ко мне и этим вернула меня к самому себе.
Автор: Rilla
Перевод: Egle-Elka
Бета:
Оригинальное название: Coming Back to Myself
Ссылка на оригинал: ashwinder.sycophanthex.com/viewstory.php?sid=84...
Разрешение на перевод: Отправлен запрос
Пейринг: СС/ГГ
Жанр: Angst, POV (1-3 глава – Гермиона; 4-6 глава – Снейп)
Рейтинг: NC-17
Дисклаймер: Всё Дж. Роулинг, автору ничего, переводчику ещё меньше.
Саммари: Снейп помогает Гермионе справиться с прошлым.
Предупреждения: AU, Non-con, abuse
Размер: миди
Статус: оригинал – закончен, перевод - в работе
Комментарий от автора: Поклонники Блэка простите, так случайно получилось. Если вам хоть немного нравиться Сириус Блэк – не читайте эту историю.
Комментарий от переводчика 1: Ужасы только в 1 главе.
Комментарий от переводчика 2: Переводчик отвечает за перевод. К фантазии автора и развитию сюжетной линии переводчик отношения не имеет.
Вступительное слово автора:
Я понятия не имею, что заставило меня сделать Сириуса в этой истории настолько мерзким и отвратительным персонажем. Как правило, насилие над женщиной не то, про что мне нравиться писать. А если я и выбираю подобную тему, то обычно женщина, в конце концов, одерживает победу. Здесь совсем не так. Мне честно не нравится идея о героине, которую должен «спасти» её герой. Однако, эта история просто пришла в мою голову и не оставляла меня в покое, пока я всё-таки не решила её записать. Итак, подводя итог, я прошу прощения у поклонников Сириуса, я действительно ничего против него не имею. Если вам слишком неприятно читать подобное, предупреждаю, что графическое насилие и прочие ужасы только в первой главе. В остальной части истории больше ангста и флаффа, с изредка появляющимися воспоминаниями.
Первая глава
Первая глава
Он опять трахает меня в своей анимагической форме. Из всего, что он делает со мной, это самое ненавистное. Я чувствую себя грязным и мерзким животным. В любом случае, именно так он про меня и говорит. Его когти царапают мою спину, а на шею стекают слюни. Я на четвереньках вздрагиваю от его грубых толчков и жду, когда он закончит. Хотя когда он собака, я, по крайней мере, не покрыта его пóтом в конце. Его лапы не могут сжать мою грудь, и он не может склониться и шептать мне в ухо грязные оскорбления.
Это может продолжаться часами, он снова и снова меняет форму за мгновенье до разрядки. И всё начинается заново. Однажды, чтобы не обезуметь, я попыталась считать время по изменению лунной тени. Когда пошел пятый час, я решила, что лучше сойти с ума. Больше я не считаю. Я просто жду.
Снова засунул мне в рот кляп. Ненавижу. Никак не получается плотно закусить этот твердый мяч, и у меня капает слюна. Ему нравится, что такой кляп, в отличие от тряпки, не полностью заглушает мои крики. А я кричу. В конце он всегда проверяет кончила ли я. Он говорит, если бы мне не нравилось, такого бы не было. Я не знаю, правда ли это. Мне вообще больше ничего не нравится. Гарри говорит, что надо мной словно висит табличка «Свободно». Мне смешно. Если надо мной повесить неоновую вывеску, можно прочитать: «Занято». Я страстно мечтаю о свободе.
Когда в первый раз он схватил меня и затащил в туалет, я плакала и умоляла его остановиться. Он сказал, что я сама виновата, что я постоянно прямо перед ним кручу грудью и задницей. «Ты знаешь, сколько времени я провел в Азкабане? – спрашивал он со злостью. – Знаешь, как давно у меня не было женщины?» Он говорит, я сама виновата, что так быстро «развилась» как женщина, что я открыто пытаюсь соблазнить его, флиртуя с Роном. Он говорит, что мне самой это надо, и я больше не буду ребенком, если просто сделаю то, что он скажет. Я не знаю, что мне надо, но не могу поверить, что нуждаюсь именно в этом.
Он рычит. Больной, отвратительный ублюдок. Я изо всех сил пытаюсь не думать об этой «штуке» внутри меня. Сейчас, когда он нечеловек, это хотя бы не продлится долго. Я могу сказать, что он уже готов. Я больше не кричу. Это бессмысленно. К тому же, ему нравится, когда я кричу. Он не оставляет синяков и не пытается сделать мне больно. Наоборот, проводит руками вдоль моего тела, удостоверяясь, что каждая клеточка помнит его прикосновения. «Я отнимаю тебя у других мужчин, разрушаю тебя», - смеётся он. Думаю, у него уже получилось.
Взгляд мутнеет. Шея затекла из-за того, что я старюсь смотреть только вверх, пока он грубо врывается в меня. Я не буду смотреть вниз, я отказываюсь смотреть, как моя грудь подпрыгивает в такт его толчкам, я оказываюсь смотреть, как он входит в меня сзади. Я смотрю на дверь. В глазах двоится, но я продолжаю смотреть. И дверь открывается.
Он останавливается в дверях как темный ангел, как демон-превратишийся-в-возможного-спасителя. Я чувствую на бедрах руки, слышу знакомую глумливую усмешку за спиной.
– Приятно посмотреть а, старина? Не смотри так хмуро, ей нравится.
Он стоит в дверях, всматриваясь, пытаясь прочесть ответ в моих глазах. Я не знаю, что он в них видит, всё сопротивление из меня давным-давно вытрахали. Меня переворачивают на спину, и мой мучитель/хозяин/насильник раздвигает мне ноги. Он продолжает насиловать меня, грубо ухватившись за лодыжки. Снова обращается к человеку в дверном проеме.
– Думаю, так вид лучше.
Я совершаю ошибку – смотрю на своё тело. Я вижу, как он держит меня, контролирует меня, вколачивается в меня. Он наклоняется и лижет моё лицо, его взгляд не отрывается от человека в дверях. Одинокая слеза скатывается из уголка глаза и капает на пол. Одна крошечная капля для спасения. Вот всё, что потребовалось.
Он двигается так стремительно, что я даже не успеваю заметить, когда он достал палочку. Тело моего насильника отброшено от меня и впечатано в стену. Оно без движения падает на пол. Человек подходит ко мне. Может, он тоже хочет взять меня. Может, он думает, что теперь его очередь. Из того, что я знаю, так и есть. Я даже не пытаюсь прикрыться. Он может брать что хочет. В конце концов, он избавил меня от пса.
Заворачивает меня в одеяло и берет на руки. Возможно, он хочет отнести меня в свою комнату. У меня нет сил. Я не держусь за него. Я больше никогда ни к кому не прикоснусь. Но это не мешает ему крепче прижать меня, устроить в своих руках, как в колыбели, как будто ему не всё равно, что со мной. Я слышу только одно слово, которое срывается с его губ: «Дитя». Бережно относит меня в ванную, сажает к себе на колени и вынимает кляп.
Вытирает моё лицо мягким полотенцем. Ко мне не прикасались так нежно с тех пор, как я переехала в штаб-квартиру Ордена. Наклоняется, поворачивает кран и не отпускает меня, пока ванна не заполняется водой. Стягивает одеяло на пол, опускает меня в воду. Он не смотрит похотливо на моё голое тело, он смотрит мне в глаза. Я понимаю, что плачу.
Бережно моет меня. Может, он боится, что я сломаюсь или буду сопротивляться. Не уверена, что помню, как это делать. После первого раза я растерла себя мочалкой до крови. Из-за этого в следующий раз было только больнее. Он приподнимает мою грудь, чтобы помыть и под ней, но продолжает смотреть в глаза. Я могу слышать, как мои слезы капают в воду. Его пальцы осторожно закрывают мои веки, и он моет мои волосы.
Я хотела бы сказать, что удивлена тем, как аккуратно этот человек прикасается ко мне, но меня больше ничего не удивляет. Когда тебя насилует крестный отец твоего лучшего друга, способность удивляться пропадает. Он ополаскивает меня и, поднимая из воды, шепчет: «Дитя».
Он тоже плачет. Не крупные, скатывающиеся по щекам слезы, как у меня. Его слезы скорее похожи на влагу, скопившуюся в уголках глаз, и обычно пустые темные глаза теперь блестят. Тщательно вытирает меня, укутывает в полотенце и опять берет на руки. В этот раз я кладу голову ему на плечо. Он теплый. Я не ожидала, что он будет теплым: в подземельях холодно.
Мы идем в его комнату, не мою. Я рада этому. Никто не найдет меня в его комнате. У него большая и мягкая кровать. Сажает меня и приносит свежую рубашку. Впервые за долгое время я чувствую себя чистой. Одевает меня и укрывает одеялом. Встает, чтобы уйти, и я кричу. Думаю, у меня просто больше нет слов. Мой крик – крик отчаявшегося зверя. Он возвращается и садится на кровать.
В комнате темнеет, он ложится рядом со мной. Он не раздевается, и я благодарна за это.
Обнимает меня, и я утыкаюсь лицом в его грудь. В эту ночь я засыпаю легко, сразу. Когда я уже позволяю себе расслабиться, то слышу единственное слово, которое он шепчет мне, и чувствую себя в безопасности: «Дитя».
Вторая глава
Вторая глава
Я лежу в своей кровати в штаб-квартире Ордена и смотрю в потолок. Он входит в комнату, садится рядом.
– Всё кончено, – тихо говорит он.
– Да, – у меня пустой взгляд.
Знаю: он злится на меня. Он разозлился, когда я не позволила ему сказать другим хоть слово о том, что произошло; разозлился, когда я запретила восстанавливающее лечение; разозлился, когда я отказалась рассказывать ему подробности из страха, что он сразу сообщит Дамблдору. Он не понимал, как я могу притворяться, что ничего не произошло.
– Он действительно мертв, – говорит без выражения.
– Да.
Жаль, что я этого не видела. Жаль, что я была без сознания, когда мой мучитель упал в Арку. Хотя даже к лучшему, что так получилось. Гарри убил бы мой смех. Возможно, я бы плакала. Я расплакалась, когда очнулась в палате и услышала об этом. Слезами облегчения.
Берет мою руку и пожимает её. Сжимаю его руку в ответ. Он мой друг. Такое странное чувство. Дружить с врагом действительно необычно. Правда, я не уверена, что он когда-либо действительно был моим врагом.
– Я хочу услышать. Сейчас, – говорит он и ложится на мою кровать. Теперь мы оба смотрим в потолок. Хранитель моих тайн старше моего отца. Это смешит меня.
– Хорошо, расскажу.
«Только не сейчас, чуть позже».
Наслаждаюсь нашим разделенным молчанием и стараюсь запомнить этот момент, затем начинаю говорить.
Говорю так долго, что садится голос и начинает першить в горле, и рассказываю всё. Я говорю, что до сих пор ощущаю следы его пальцев на коже, а в ушах звучит его полный злобы голос. Слова вырываются сами по себе, не могу их контролировать. Под конец мы оба в слезах. Мы садимся.
Позволяю ему долго держать меня в объятьях. Он гладит меня по голове и называет «дитя». Теперь я должна была бы почувствовать себя в безопасности, но этого не происходит. На самом деле, я чувствую себя в безопасности с того самого дня, когда он вошел в ту дверь. Он узнал, и этого было достаточно. Никто не тронул бы меня после того, как он узнал. Даже когда я боялась его, то знала: он защитит меня.
Он укладывает меня в кровать и тихо желает спокойной ночи. Целует меня в лоб, как целовала бы заботливая няня. Я засыпаю с его запахом на подушке.
***
В следующие два учебных года, я, по крайней мере, раз в неделю по вечерам прихожу к нему. Ритуал всегда одинаков. Мы сидим у огня и долго молчим. Он готовит для меня ванну и наливает бокал вина. Пожалуй, мне еще рано пить, но он говорит, что, к несчастью, я теперь мудра не годам. Я отвечаю, что, возможно, он прав.
Потом он укладывает меня спать. Не знаю, где он спит в эти ночи: он всегда поднимается раньше меня. Может быть, он совсем не спит. Возможно, просто сидит в своем кресле и смотрит на надоедливую девчонку, которая никак не оставит его в покое. Хотя я знаю: он не оттолкнет меня, никогда не отвернется. После всего, что он видел, через что прошел, он знает: именно он охраняет мой душевный покой. У него хорошо получается: он никогда не показывает, что мой рассудок — лишь переливающийся на солнце осколок хрупкого стекла под каблуком его ботинка. Я не боюсь, что он разобьет его.
Лежу на диване, положив голову на его колени. Завтра выпускной. Я уеду. Говорю ему, что не хочу уходить, но какие есть варианты? Если бы мы были любовниками, как в каких-то романтических мечтах, я вернулась бы на следующий день после праздника и со слезами на глазах бросилась бы в его объятья. Потом был бы страстный поцелуй, и я осталась бы с ним навечно. Но если я что-то и выучила, так это то, что так, как в романтических мечтах, не бывает. Всё обман.
Я почти не верила, что он переживет войну. Он шел по опасному пути. По слухам, он выжил только потому, что обещал убить Дамблдора, но не представилось возможности. Его называют предателем и не смотрят в глаза. Кажется, он не замечает этого. Зато я теперь замечаю всё. Я вижу, как он смотрит на меня прямо сейчас. Его взгляд изменился. Он не думает, что я замечу разницу, но я её вижу.
Я тоже смотрю на него по-другому. Он не просто мой друг. Сколько ваших друзей видели вас лежащей на кровати – голой, растерзанной, изнасилованной? Для наших отношений нет правильных слов. Мы просто есть. Не хочу думать о том, что будет с нами дальше. Боюсь, не будет ничего, я стану для него никем. Но кем я хочу быть? Для него.
Нежно гладит меня по голове, и у меня закрываются глаза. Мне кажется, движения его руки поднимают откуда-то из глубины длинные волны, которым я позволяю зайти слишком далеко. Он так хорошо пахнет, как зелье из осенних трав. Моя голова на его коленях слегка приподнимается в такт его дыханию. Он убаюкивает меня и позволяет заснуть. Сегодня он не относит меня в спальню. Сидит со мной всю ночь, гладя мои волосы и лицо.
Утром я должна уйти. Никаких крепких объятий на прощанье. Такое не для нас, и я принимаю это. Несмотря на его заботу обо мне, ничего иного я и не ожидала. Стою за порогом его комнат.
– Мне пора собираться.
– Я знаю.
– Значит, это всё.
– Да.
– Всего вам хорошего.
– И вам, мисс Грейнджер.
Он касается моего лица, и я отворачиваюсь. Сегодня он не называет меня «дитя». Он не зовет меня так почти год. Конечно, я знаю почему. Я убегаю по коридору так быстро, как только могу. Не хочу, чтобы он видел мои слезы. И не хочу знать, закрыл ли он уже дверь.
Третья глава
Третья глава
Не бечено
Эти коридоры совсем не изменились за те четыре года, что меня здесь не было. Изменилась я. Теперь я сильнее. Сама могу помочь себе. Я взяла под контроль собственный рассудок. Живу как все, как «нормальная» ведьма, хотя я какая угодно только не нормальная.
Я не знаю, почему я здесь. Точнее, не совсем так. Я не знаю, чего жду. Так правильнее. Сначала, я думала отправить ему письмо, но не знала, что написать. Как писать о чувствах, о которых даже вслух сказать невозможно? Признания в любви не то, что было нужно, а писать о погоде или соседках по комнате я бы не смогла. Я смотрела на пустой пергамент и понимала, что мне нечего сказать.
Ни одному мужчине я не позволила прикоснуться к себе с той самой ночи почти семь лет назад. Ночи, когда он спас меня, вымыл и уложил спать. Меня до сих пор удивляет, что он знал - я не смогу сказать ни слова. И он точно знал, что именно мне понадобится. Я задаюсь вопросом: эти знания нужны были ему как Пожирателю Смерти? Не хочу об этом думать.
Наконец, я подхожу к его двери. Постучать? Я больше не могу войти без стука, только не после четырех лет отсутствия. Поэтому я стучу. Он долго не открывает. Может быть я не во время. Дверь отворяется. Кажется, он не удивлен. Он выглядит печальным, как человек, которые слишком долго ждал. Возможно, так и есть. Я хотела бы думать, что все эти годы он провел в своих комнатах в ожидании меня. Я знаю – это не правда.
Он отступает внутрь и впускает меня. Мы не произнесли еще ни слова. Я решаю, что кто-то должен начать разговор.
- Я вернулась.
- Я вижу.
Что еще сказать? Я сажусь на диван, он – рядом. Он тоже не знает, что говорить. Это успокаивает. Его дыхание всё громче. Думаю, он подбирает слова. Надеюсь на это, потому что у меня их нет. Мой долгий путь сюда не описать словами.
- Гермиона.
Я закрываю глаза. Впервые за всё время он назвал меня по имени. Меня бьет дрожь. Он произнес моё имя. Не «Дитя», не «Мисс Грейнджер». Он действительно знает меня.
- Северус.
Вместе со звуком его имени появляются слезы. Я не хочу плакать, но ничего не могу с собой поделать. Кажется, мои слезы хотят говорить с ним, пока губы не могут. У меня перехватывает дыхание.
Он целует меня. Его губы холодные и мягкие. Раньше я умела целоваться, но тогда я была ребёнком. Я позволяю учить меня заново. Следую за движениями его губ своими губами. Открывая, закрывая, прижимаясь. Его язык длинный и влажный. Он трогает мои губы изнутри, и я тоже пробую его на вкус. Он как бренди.
Его руки в моих волосах. Я изголодалась по нему, по его нежности. В душе я молюсь, чтобы его действия вела любовь, но у меня нет заблуждений. Я просто хочу, чтобы он прикасался ко мне. Мои руки на его плечах. Он стонет мне в рот, и я плачу еще сильнее. Он такой красивый, не понимаю, почему другие не видят этого.
Мои непослушные пальцы тянутся к его воротнику и нервно цепляются за пуговицы. Он шепчет в мои губы всего два слова: «Ты точно…?»
Да. «Да». Боже, да.
Подхватывает меня и несет в постель, ту, на которой я так много ночей провела в одиночестве. Его настоящий запах несравнимо лучше, чем отголоски этого аромата на подушке. Теперь его запах везде вокруг меня. Снимает мою одежду так аккуратно, что мне кажется – она остается на месте. Даже сейчас он точно знает, что мне нужно.
Пристально смотрит на меня. Шепчет: «Ты прекрасна». Его голос околдовывает, пронзает, словно раскаленный меч и в тоже время обволакивает с ног до головы. Все четыре года моего добровольного изгнания, каждую ночь этот голос был со мной. Его губы на мне, они повсюду. Я понимаю, что слишком долго не знала прикосновений другого человека, не уверена, что смогу выдержать – его так много.
Начинаю срывать с него одежду как одержимая. Может я действительно одержима. Все эти годы я желала его, и больше не могу ждать, когда его тело соприкоснется с моим и подарит мне облегчение. Он помогает мне торопливо снять с себя одежду. Мы дышим в унисон. Он останавливается и смотрит в мои глаза. Уверена – думаем мы тоже в унисон. Я пытаюсь сказать, но он говорит, что ничего не надо.
- Я… Я…
- Я знаю. Я тоже.
Его рот снова накрывает мой, и я окончательно теряю голову. Его губы на моих губах, лице, шее – они везде. Я чувствую, что готова отдать ему свою душу. Моё сердце уже давно принадлежит ему.
- Я не могу жить без тебя, - говорит он. Это мои мысли, но их произносят его губы.
Моя рука скользит вдоль его тела, запоминая рисунок шрамов и гладкость кожи. Достигаю цели и мягко обхватываю его рукой. Теперь наступает момент, когда я не знаю, что делать дальше. В своём опыте, точнее в добровольном опыте, я пропустила этот урок. Он знает об этом: накрывает мою руку своей и учит меня, показывает мне, как сделать так, чтобы его глаза замерцали темным огнем, а из горла вырвался стон удовольствия. Я вижу это, когда ласкаю его твердую плоть.
Он приподнимается, и его руки начинают изучать моё тело. Прикосновения такие легкие, что я чувствую как моя кожа стремиться встретить их, желая большего. Его руки на моей груди, и я слегка вздрагиваю. Осторожно, едва ощутимо сжимает грудь. Я закрываю глаза и вздыхаю. Проводит языком по твердому соску и мои бедра непроизвольно поднимаются. Усмехается, наслаждаясь моей реакцией.
Продолжает ласкать и целовать мою грудь. Кажется, у меня не осталось сил. Я не нахожу себе места и пытаюсь найти удобное положение. Его рука между моих ног, чтобы дать мне покой. Я замираю. Пальцы скользят по завиткам волос, и меня накрывает теплой волной. Один палец продвигается ниже, к изнывающей плоти. Он легко скользит по ней, и я знаю, что готова. Неожиданно его палец внутри меня и я выгибаюсь, не в силах сдержаться.
Поднимает голову и смотрит на меня как на экспериментальное зелье. Следит за каждой моей реакцией, как будто делая про себя пометки, что именно доставляет мне наибольшее удовольствие. Добавляет еще один палец, и я кричу. Вижу, что он доволен результатом. Мягко двигает пальцами вглубь и обратно. Мои бедра ускоряются, пытаясь поймать его ритм. Другая его рука ласкает крошечную точку, в которой сосредоточено главное напряжение. Водит вокруг неё подушечками пальцев. Я выкрикиваю его имя, когда меня охватывает наслаждение. Надавливает на эту точку большим пальцем и поднимает руки на мои плечи.
Накрывает своим телом и опускается между бедер. Его рот захватывает мой, губы застывают, когда он входит в меня. Мой приветственный крик дрожью проходит вдоль позвонков. Наши бедра сходятся и расходятся, а тела прижимаются друг к другу так тесно, как только возможно. Его руки крепко сжимают мои плечи и волосы. Вибрация его стонов вызывает у меня громкий ответ. Впиваюсь ногтями в его спину, и он дрожит.
Мы двигаемся всё быстрее и быстрее, каждый приближает другого к моменту высшего восторга. Он снова и снова шепчет моё имя. Я захожусь в беззвучном крике, так велико наслаждение. «Гермиона, я люблю тебя»: последние слова, которые я слышу, перед тем как мир вокруг меня вспыхивает. На долгое мгновенье я погружаюсь в яркое сияние, о существовании которого раньше даже не догадывалась.
Спускаюсь с небес прямо в его руки. Его обнаженное тело, блестящее от пота, переплетено с моим. Даю себе отдышаться, прежде чем заговорить. В этот раз произнести слова очень легко. Так и должно быть, все-таки я потратила семь лет, что подготовить их.
- Я люблю тебя, Северус.
- Ммм, - он крепко обнимает меня. Я чувствую, как внутри разливается усталость, и позволяю сну одержать верх. Я вернулась к нему.
И, специально для MaRiNa, вторая часть истории
Четвертая глава
Четвертая глава
Не бечено
Эти поздние игры в двойных агентов добивают меня. Я слишком потрепан, утомлен и, говоря начистоту, стар для подобного. Я устал притворяться, корчась на полу в пошлом спектакле для развлечения Темного Лорда, что Cruciatus еще хоть как-то на меня действует. У меня больше нет ни капли желания быть пешкой в этой партии. Добро и зло, свет и тьма, какая, в сущности, разница, разве нет? Обе стороны будут продолжать выталкивать противника со своего пути, и в конце останутся только те, которые найдут баланс между этими силами. Сомневаюсь, что среди них будет кто-то из этого дома.
Как же мне не хочется ночь за ночью возвращаться в это постылое место. Сегодня встреча затянулась, и мне придется здесь ночевать. Пожирателю смерти не безопасно разгуливать ночью по улицам. Почти час мы прождали этого ублюдка Блэка, который в итоге решил не показываться. Сходить и позвать Блэка на кухню его собственного чертового дома невозможно. Ведь никто не хочет прерывать его нежный сон или встречу с подзаборной шлюхой, или чем он там еще занимается, поэтому мы ждем его, пока не становится окончательно ясно, что наша встреча его совершенно не интересует. Если я о чем-то и жалею в своей жалкой жизни, так это о том, что мне не представилось возможности сдать его дементорам.
Все уже разошлись по своим спальням. Остались только я и Люпин. Мы распили бутылку бренди, расположившись у камина. Он единственный, чью компанию я готов вытерпеть, возможно, потому, что он почти всё время молчит. Уж насколько оборотни полуночники, но со мной ему всё равно не сравниться. И вот я сижу один в это странное уже не ночное, но еще не утреннее время. Решаю, что пора идти спать.
В коридоре тихо, но что-то не так. Понимаю, что на комнате Блэка заглушающее заклинание. Ожидаемо. У него подходящая анимагическая форма. Сегодня он вывел меня из себя. Меня бы не было в этом проклятом доме, если бы не он. Снимаю чары и слышу похабное сочетание звуков: скрип пружин, собачье рычание и низкие, приглушенные женские стоны.
Я чувствовал, что в доме женщина. По ряду причин, это не могла быть Молли Уизли. И Минерва, и Нимафадора вернулись в свои дома. Остались дети. Дети? Даже Блэк не может быть таким извращенцем. Это же невозможно? Хотя с него станется притащить в дом проститутку и потом наложить на неё обливиэйт. Наверняка он так и сделал. Пора поставить его на место.
С легкостью снимаю запирающие чары, распахиваю дверь. Большая черная собака поспешно превращается в человека. Опускаю взгляд и замираю, уставившись на хрупкое ломаное тело под ним. В её глазах пустота, в рот что-то засунуто. Эта не та ученица, которую я помню. Мне не требуется много времени, чтобы задать себе единственный вопрос: «Почему она здесь?»
– Нравится картинка, старина? Не смотри так хмуро, она любит это.
Перебрасывает её на спину как тряпичную куклу.
– Думаю, так вид лучше.
Он определенно наслаждается затащенной в постель для удовлетворения собственной похоти девочкой. Я не отвожу от неё взгляда, жду, что она подтвердит мои опасения. Так и происходит. Её мольба в отражающей луну одинокой слезинке, которая падает на пол и разбивается на тысячи крошечных капелек.
Пожиратели смерти натренированы действовать при первых признаках опасности. Те из нас, кого Темный Лорд ввел во внутренний круг, попали туда только потому, что реагируют быстрее, чем это возможно представить. Посылаю проклятье прежде, чем соленая капля коснулась пола. Блэк отлетает и ударяется о стену. Он еще долго не сможет сдвинуться с места. Меня поражает собственная выдержка. Я думал, что убью его.
Подхожу к девочке, лежащей на кровати. Она не шевелится. Я не удивлен. Про себя посмеиваюсь над несчастливым совпадением. Из всех присутствующих в этом доме, кто мог бы найти девочку, я, полагаю, являюсь лучшим вариантом. Скольких жертв я привёл в порядок после темных оргий: купал их, а потом стирал память, – всё ради «праздников»? Здесь мне повезло. Тот, кто убирает грязь, не обязан участвовать. Я никогда не делал того, что сделал с душой и телом этого ребенка Блэк. Я стараюсь не думать о тех временах, когда это делали со мной.
Я совершаю ошибку: сморю ей в глаза. Если бы можно было вернуть назад то мгновенье, когда я проник в её душу, мне не пришлось бы выбираться оттуда, пытаясь сохранить себя в целости. Но я посмотрел и увидел. Если бы не это, я мог бы притвориться, что она всего лишь очередная безымянная жертва, о которой надо позаботиться. Только вместо этого я заворачиваю свою лучшую ученицу в одеяло и устраиваю её голову под своим подбородком. Нежность вырывается прежде, чем я успеваю остановить себя: «Дитя». Вот единственное слово, которое у меня есть, чтобы хоть как-то сгладить случившееся зло.
Мы идем в ванную. Вынимаю у неё изо рта пропитавшийся слюной кляп, стираю с её щек влагу и слезы. Я хотел бы не знать того, что знаю. Я хотел бы не знать, сколько времени требуется, чтобы из-за такого кляпа вот так, до крови, растрескались уголки рта. Но я знаю. Помоги мне Боже! Если я внимательно осмотрю её, то буду знать время с точностью до минуты. Опускаю её в воду, стараясь смотреть в глаза, лишь бы не видеть её раны.
Она не делает ни одного движения, чтобы помыть себя или оттолкнуть меня. Я не знаю точно, где ей больно, поэтому стараюсь не тереть слишком сильно. Из её глаз градом катятся слезы. Прикрываю ей глаза и начинаю мыть волосы. Сколько раз я издевался над этими волосами? Должно быть, это мое наказание. Поднимаю её из ванны, вытираю и несу в кровать.
Кажется, она благодарна за чистую рубашку, которую я ей предложил. Не отвожу взгляда от её глаз, пытаясь выбросить из головы мысли о том, как долго это продолжается. Поворачиваюсь, чтобы уйти, и она издает звук, который разрывает мне сердце и выкачивает из легких воздух. Звук, который я знаю слишком хорошо. Последний крик измученной жертвы, прощание с волей к жизни: последняя, отчаянная попытка быть услышанным. Никогда не хотел бы я услышать подобный крик из уст этого ребенка.
Возвращаюсь и обнимаю её. Чувствую, как она расслабляется. Интересно, я и подумать не мог, что её успокоит моё присутствие. Полагаю, осознание, что злейший враг притворялся другом, подтолкнуло её искать утешение у кого-то настолько темного, как я. Её дыхание выравнивается, и я шепотом желаю ей спокойной ночи единственным словом, которое могу подобрать: «Дитя».
Пятая глава
Пятая глава
Не бечено
Почти неделя прошла с тех пор, как сдох ублюдок Блэк. Кто бы мог подумать, что эта бесполезная Лейстранж наконец сделает что-то стоящее? Если бы меня спросили год назад, я бы ответил, что это отличный повод для праздника. Но сегодня я думаю только об одном человеке. О том, кому Блэк причинил больше зла, чем мне.
Вхожу в её комнату. Она смотрит в потолок, такая неподвижная, что мне приходится стряхнуть с себя воспоминания о том, как она выглядела в Больничном крыле. Она чуть не умерла. Если бы она умерла, я бы голыми руками, выдав себя перед Темным Лордом, разорвал бы Долохова на части. Сажусь рядом с ней и говорю:
– Всё кончено.
– Да, – говорит она, и как же много скрыто за этим простым словом.
Я показываю свой гнев, но потом даю ему остыть. Знаю, что был несправедлив к ней. Не понимаю, почему она не рассказала Дамблдору про ублюдка, почему не позволила мне расправиться с ним. Она сказала, что против восстанавливающего лечения, что я должен вести себя точно, как раньше. Она понятия не имеет, как легко мне было бы играть эту роль: забыть, что я видел безжалостно изнасилованного ребенка. Вот только в этот раз мне не всё равно. В этот раз жертве не стерли память и не отправили обратно в школу, словно ничего не случилось. Она отказала мне даже в этом.
– Он действительно мертв, – эти слова нужны для моего покоя, так же, как и для её.
– Да.
Беру её за руку. Гнев прошел. Мой гнев никогда не был направлен на неё. В конце концов, я никогда его не показывал. Она сжимает мою руку.
– Я хочу услышать. Сейчас, – говорю я.
Я достаточно долго ждал, и она никому об этом не говорила. Я знаю, что она расскажет только мне.
– Хорошо, расскажу, – говорит она с коротким смешком.
Опускаюсь на кровать, поражаясь, как что-то столь хрупкое может быть создано из такой сильной основы.
Помолчав, она начинает говорить, и я пытаюсь сдержать тошноту и желание выбежать прочь из комнаты, и растерзать мерзкое тело Блэка на куски. Она говорит без перерыва, и я рад, что она не отводит взгляда от потолка. Она не может видеть выступивший на моем лице холодный пот. Из Блэка получился бы отличный Пожиратель смерти: его вкусы совпадают с предпочтениями Темного Лорда. То, что он сотворил с этим ребенком, с этой яркой юной ведьмой рядом со мной, сильнее и сильнее разжигает мою ненависть к нему. Почему он не выбрал кого-то, кто мне безразличен?
Когда она наконец замолкает и садится, я знаю, что она видит слезы в моих глазах. Притягиваю её ближе к себе и долго-долго не отпускаю. Не отдавая себе отчета, глажу её по голове – несвойственный мне, но такой уместный сейчас жест. Я называю её «дитя», чтобы напомнить – этого он не смог у неё отнять.
За окном сгущаются сумерки, и я укладываю её спать. Целую в лоб, словно она под моей защитой. Думаю, в некотором смысле, так оно и есть. Шепотом желаю спокойной ночи. Оставляю её спать и, впервые за долгое время, могу уйти от дверей её комнаты без того, чтобы дюжину раз перепроверить охранные чары.
***
Я не удивляюсь, когда она в первый раз приходит в мой в кабинет. Мы молчим, пока я заканчиваю с проверкой работ и пока она следует за мной в мои комнаты. Присаживаюсь у камина и предлагаю ей вина.
– Мне не слишком рано пить?
– Вы, дитя, теперь, к несчастью, мудры не по годам. Пейте.
– Думаю, вы правы, – её смех хриплый и глухой.
Забирает из моих рук бокал и залпом выпивает половину. Очевидно, ничего нового в алкоголе для неё нет. Набираю для неё ванну и оставляю её отдыхать, а сам сижу, покручиваю в руках бокал бренди и, уставившись на огонь, пытаюсь прогнать воспоминания о том, что привело её сюда. Когда она выходит из ванной, я разрешаю ей спать в моей кровати. Потом, когда она уже точно спит, я ложусь на пол недалеко от неё и засыпаю, чувствуя ритм её дыхания. Её присутствие не дает мне покинуть комнату.
Так продолжается два года, по меньшей мере, раз в неделю. Это превращается в удобный для нас обоих ритуал. Однажды я перестаю называть её «дитя». Она больше не ребенок. Её тело догнало в своём развитии ум и душу, и теперь она равна мне во всем. Я пытаюсь не замечать этого. Она доверилась мне, и я не могу разрушить это доверие потаканием своим низменным инстинктам. Никто, даже Дамблдор, не верит мне так, как верит она.
К концу войны она, единственная из оставшихся в живых членов Ордена, смотрит мне в глаза. Меня называют предателем. Шепчутся, что я хотел убить Дамблодора для Темного Лорда, но не получилось. Она никогда не спрашивает, правда ли это. Она знает – неправда. Возможно, было время, когда я колебался, но оно закончилось ещё до того, как она вошла в мою жизнь.
Завтра Выпускной бал. Она говорит, что не хочет уходить. Но я не посмею нарушить её покой просьбой остаться. Напоминаю себе, что женщина может быть со мной только по необходимости и уж точно без взаимности. Она кладет голову мне на колени, и я глажу её по волосам. Понимаю, что никогда что-то настолько прекрасное не будет моим. Другого и ждать не стоило, говорю я себе. С чего бы мне думать, что она останется? Я уже отдал ей всё, что мог. Мы проводим так ночь. Я не сплю. Утром провожаю её до двери.
– Мне пора собираться, – говорит мягко, но решительно.
– Я знаю.
– Значит, это всё.
– Да.
«Не оставляй меня».
– Всего вам хорошего.
– И вам, мисс Грейнджер.
«Гермиона. Любимая».
Дотрагиваюсь до её лица. Хочу отвести от неё взгляд, но она успевает первая. Поворачивается и убегает прочь от меня. Наблюдаю, как она растворяется в глубине коридора. Для неё я лишь напоминание и ничего более. Теперь она может оставить всё позади, и так она и поступит. Я не знаю, как долго я стою там, прежде чем закрыть дверь. Достаточно долго, чтобы выжечь в памяти её ускользающий образ.
Шестая глава
Шестая глава
Не бечено
Прошло четыре года с тех пор, как она ушла. Должно быть, она как раз закончила университет, если, конечно, решила поступать. Я постоянно терзаю себя воспоминаниями. Они мучительней и, в то же время, приятней, чем всё, что я видел, будучи Пожирателем смерти. Цепляюсь за них в своем одиночестве, прекрасно зная, что стука в дверь, который я жду, может никогда и не быть. Невероятно, что любовь может стать сильнее после стольких лет без всякой связи друг с другом.
Нерешительный стук вырывает меня из задумчивости. Я знаю, кто это. Некоторое время просто сижу, поглощенный немыслимостью происходящего. Когда я открываю дверь, то лишь немного удивляюсь взрослой женщине, которая стоит там, где раньше была ученица. Со странной уверенностью знаю, что это не очередная галлюцинация. Отхожу на шаг, чтобы она могла войти.
– Я вернулась, – говорит она, словно чтобы заверить меня, что это не сон.
– Вижу.
Мы сидим молча. Она не знает, что сказать. Я должен начать. И я начинаю с того слова, которое отчаянно желал произнести четыре года назад.
– Гермиона.
Она начинает плакать, я чувствую её облегчение.
– Северус, – звук моего имени, произнесенного её губами, проходит сквозь меня.
Она говорит так, словно я живой человек, а не просто бывший Пожиратель или мрачный затворник.
Целую её. Её губы мягкие и податливые. Я не был с женщиной с тех самых пор, как обнаружил её с Блэком, но, невзирая на моё долгое воздержание, всё происходит естественно. Её губы следуют за моими с легчайшим оттенком желания, её язык пробует вкус бренди на моих губах.
Дотрагиваюсь до её волос и с каждым прикосновением вспоминаю, каковы они на ощупь. Её поцелуи всё более страстные, и я позволяю себе раствориться в них. Её руки скользят по моим плечам, и я не могу сдержать вырывающийся стон. Слишком много ночей я провел, до боли желая, чтобы она прикоснулась ко мне. Она плачет сильнее, когда мы целуемся, хрупкий ангел привязывающий меня к себе.
Она дрожит, когда её пальцы хватаются за пуговицы на моем воротнике. Я должен знать уверена ли она: «Ты точно?..»
Прошу, скажи да.
– Да.
Поднимаю её на руки и отношу в постель. В этот раз я не буду спать на полу. Снимаю её одежду так осторожно, как только могу. Я боюсь напугать её, вызвать воспоминания далекого прошлого. Я не переживу, если она будет бояться меня. Она закрывает глаза и улыбается. Как ни удивительно, женщина улыбается от моих прикосновений.
Я застываю на мгновение, не в силах отвести взгляд, ошеломленный тем, что вижу.
— Ты прекрасна, — шепчу я. Мои губы изучают её кожу, пробуют на вкус её мягкость, хотят большего с каждым поцелуем. Я понимаю, что слишком долго не знал прикосновений другого человека, не уверен, что смогу выдержать – её так много.
Она начинает лихорадочно раздевать меня. Её разгоревшееся желание подводит меня к краю. Помогаю ей быстро освободить меня от одежды, которая ворохом летит на пол. Перехватываю её взгляд и не могу от него оторваться. Этот взгляд говорит мне то, что я так мечтал услышать.
– Я… Я, – она ещё не готова сказать.
– Я знаю. Я тоже.
Увлекаю её в очередной глубокий поцелуй. Её лицо, губы, шея сводят меня с ума, когда мои губы предъявляют на них свои права.
– Я не могу жить без тебя, – это правда. Были ночи, когда мне казалось, что одиночество навечно поглотит меня.
Теперь она прикасается ко мне, исследует мои шрамы, и в ней нет отвращения к ним. Её руки скользят вниз, и она замирает, не зная, что делать дальше. Беру её руку в свою и показываю. Мой Бог, эта женщина, учится так же быстро, как и раньше. Её ласки чуть не лишают мои разум и тело контроля.
Приподнимаюсь, чтобы прикоснуться к ней, к её идеальному телу. Мягко провожу руками по её совершенной, прекрасной груди. Отвечает мне стоном, отдает себя. Пробую языком вкус её сосков, и она непроизвольно дергается. У меня не получается сдержать улыбку в ответ на её доведенную до предела чувствительность.
Она двигается подо мной, приподнимаясь и стремясь ко мне, чувствуя необходимость прикосновений. Этой ночью я готов дать ей всё, что она захочет. У меня никого не было с тех пор, как она покинула меня. И никогда больше не будет. Моя рука аккуратно скользит между её ног. Она такая нежная, ни с одной женщиной я не чувствовал подобного. Больше никакого притворства. Впервые в жизни я – это просто я. С ней.
Ввожу один палец, затем второй, и с восторгом наблюдаю, как она отзывается на мои прикосновения. Моё собственное желание подождет. Меня переполняет радость, потому что это я так на неё действую. Это из-за моих прикосновений она с тихим стоном удовольствия выгибается на простынях. Я хочу дать её всё, что она так давно заслужила. Стараюсь не думать об извращенном насилии, которое вынесла эта восхитительная женщина от того ублюдка. Она громко вскрикивает, когда я ласкаю её напряженную женственность. Чувствую по её влажности, что она готова.
Перемещаюсь наверх, прежде чем войти, закрываю её рот поцелуем. Она опять вскрикивает, прямо в мой рот, и я чувствую её жажду на своих губах. Наши бедра сходятся и расходятся, а тела прижимаются друг к другу так тесно, как только возможно. Мне невыносимо хочется прикасаться к каждой клеточке её тела. В наших поцелуях эхом раздаются звуки соединения тел. Впивается ногтями в мою спину, и меня переполняет желание привести её с собой к вершине. Ускоряю темп, меня обхватывает её теплая бархатная глубина. Шепчу её имя, как мантру. Она кричит, и я теряю контроль.
— Гермиона, я люблю тебя, — голос срывается, когда я изливаюсь в неё. Меня сотрясает дрожь, и комната наполняется искрящимся светом.
Слегка отодвигаюсь, позволяя ей обвить меня руками и ногами. Её очередь говорить, и она говорит без тени сомнения:
– Я люблю тебя, Северус.
– Ммм… – у меня нет слов, чтобы рассказать, что я чувствую к ней. Лишь крепче сжимаю её в объятьях, давая ей теплое, безопасное место для сна. Она вернулась ко мне и этим вернула меня к самому себе.
-
-
17.09.2011 в 12:24К переводу у меня претензий нет, цепляет так, что оторваться невозможно, несмотря на тяжесть событий.
А вот содержательные моменты - это уже к автору, но...
Даже я - абсолютный нелюбитель Блэка - но подобный его поступок - это уже за гранью. Не очень понятно, почему Гермиона никому не сказала о происходящем, да и с чего вообще всё началось. Всё-таки до такого состояния надо было дойти, и почему никто ничего не замечал.
Снейп... Это хорошо, что он её спас... Но вот у меня возникает вопрос, насколько чувства Гермионы - это именно любовь, а не необходимость чувствовать его защиту.
Ну и интересен, конечно, дальнейший пов Снейпа))
-
-
17.09.2011 в 13:50А то, перевести-то я перевела (скольких мне это трудов стоило и нервных клеток съело - оставим за кадром
Даже я - абсолютный не любитель Блэка - но подобный его поступок - это уже за гранью.
Полностью согласна. Я тоже не поклонница Блэка, но здесь - просто шок! Если бы это написал другой автор, то дальше первого предложения я и читать бы не стала. Сейчас я добавила небольшой комментарий от автора. Надеюсь, так будет понятней и читать потом будет полегче.
Хотя... Вот Люпина я в такой истории совсем не могу представить (он ведь оборотень, тоже та еще зверюшка), а вот Блэка почему-то получается...
Не очень понятно, почему Гермиона никому не сказала о происходящем, да и с чего вообще всё началось. Всё-таки до такого состояния надо было дойти
К сожалению, это мне как раз очень и очень понятно, это я, как социолог по образованию, говорю. Увы, молчание, страх и чувство вины - самая распространенная реакция детей на насилие (ведь Гермиона на момент первой главы еще совсем ребенок).
и почему никто ничего не замечал
Это мне тоже не понятно. Неужели даже Молли с её материнским инстинктом ничего не замечала? Но опять же, как ни горько признать, в реальной жизни тьма примеров, когда близкие люди не замечают того, что прямо под носом происходит.
Ну и интересен, конечно, дальнейший пов Снейпа))
ПОВ Снейпа не совсем дальнейший, он будет рассказывать про те же события только со своей, естественно, точки зрения. У автора получаются две параллельные истории.
Лично меня его ПОВ тронул даже больше, чем гермионин ;(
Z-I, еще раз СПАСИБО!
-
-
18.09.2011 в 18:23Перевод замечательный! Читала когда-то давно в оригинале, но на родном языке впечатляет, конечно, больше.
Честно говоря, хоть и не люблю Блэка, но никогда не думала о нем как о садисте и извращенце, но это к автору, а не к вам. Вам только
-
-
18.09.2011 в 19:26Даже подумать не могла, что вы это мало того, что прочитаете мой перевод, так вам еще и понравиться! И вы даже отзыв оставите!
Буквально растеклась лужицей =)))
Талина2010, не знаю даже насколько это нагло (наверно очень нагло, но... сами мы не местные, в фандоме недавно
-
-
18.09.2011 в 19:35Давайте отбетим. Я до октября относительно свободна.)
Присылайте на мой ящик текст.
Сейчас напишу мой электронный адрес вам на U-mail.
-
-
18.09.2011 в 19:41Талина2010, спасибо!!!
Постараюсь прислать текст буквально через пару часов.
-
-
18.09.2011 в 19:45Буду ждать.)
-
-
03.10.2011 в 13:58Ты получила вторую и третью главы отбеченные?
-
-
03.10.2011 в 23:20Пока у меня, как всегда после получения отбеченного текста, стадия "ОМГ!!! Я безнадежна! Сколько ошибок...
Но думаю кофе и пирожное помогут собраться и уже через пару часов я отправлю тебе исправленный вариант
-
-
04.10.2011 в 12:45Развернутый ответ сразу я и не жду, но в следующий раз черкни два слова: всё долетело. Просто чтобы я не думала, что письмо кануло в Лету.) А правки уже можно внести и обсудить позже, когда время будет.)
Пока у меня, как всегда после получения отбеченного текста, стадия "ОМГ!!! Я безнедежна! Сколько ошибок...
На этот счет можешь быть спокойна: ты просто не видела по-настоящему безнадежных текстов.
-
-
04.10.2011 в 16:43Ок!
На этот счет можешь быть спокойна: ты просто не видела по-настоящему безнадежных текстов.
Талина2010, спасибо
-
-
05.10.2011 в 15:31-
-
09.10.2011 в 01:23Хотя, лично на моё восприятие, первая часть была сильнее и жёстче, и возможно, автору стоило остановиться на ней.
-
-
09.10.2011 в 01:36Это восхитительно!
У меня даже нет слов описать, то что я почувствовала при прочтении!
Северус такой нежный и любящий, что от умиления хочется заплакать
Спасибо тебе огроменное за интересный, необычный перевод
Лю тя, MaRiNa
-
-
09.10.2011 в 01:46Насчет того, что первая часть жестче, полностью согласна! Но эмоционально вторая часть трогает меня сильнее. Возможно, потому что нон-кон, да еще и ПОВ, мой сильнейший сквик и самая первая глава для меня просто ужас-ужасный, хуже быть не может. Воспринимать такую историю могу только отключив эмоции (как перевела сама не знаю). А вот вторая часть про одиночество и неуверенность в себе для меня как раз кинковая. В общем, на вкус и цвет все фломастеры разные
И без второй части, лично мне, очень не хватало бы логики и завершенности. Душа просит симметрии
-
-
09.10.2011 в 01:56-
-
09.10.2011 в 01:57