Новый Гарри Поттер

Издательство Bloomsbury собирается переиздать книги о Гарри Поттере. Иллюстратором серии будет молодой британский художник Джим Кей. Выход первой книги запланирован на сентябрь 2015 года.

Небольшое интервью Кея о Гарри Поттере и предстоящей работе.

А вот и новый Гарри

Хогвартс

в большом размере

Другие работы

Больше иллюстраций здесь

Судя по портфолио художника, нас ждут весьма атмосферные иллюстрации

@темы: Разное, Рисунки

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Остапа понесло...

Название: буду оригинальна, да ))) "Гермиона Грейнджер"
Техника: Бумага, акварель, подпись - Photoshop
Дисклаймер: Все вообще ни разу не мое. Нагло стырено у Peter Breese

@темы: Рисунки

---

Нарисовалося

В общем, хотела наконец-то нарисовать давным-давно обещанное, а получилось вот что...

Название: ну прям не знаю... Пусть будет "Северус Снейп"
Техника: Бумага, акварель, подпись - Photoshop
Дисклаймер как же без него: От всего отказываюсь. В своей голове пусто. Краски, кисточки, бумага и те магазинные.

Для тех, кто хочет побольше

@темы: Рисунки

---

Снимаем маски

Уф... Ну наконец-то можно снять маски.

Предупреждаю сразу, меня на конкурсе было много )))
Итак, по порядку:

Перевод
Название: Если не верны мои слова
Название оригинала: If This Be Error
Автор: dickgloucester
Перевод: Egle-Elka
Бета/Гамма: SweetEstel
Ссылка на оригинал: sshg-exchange.livejournal.com/245580.html
Жанр: Drama/Angst
Пейринг: СС/ГГ
Рейтинг: PG
Размер: мини
Саммари: где-то между жизнью и смертью...
Дисклаймер: Вселенная Гарри Поттера принадлежит Дж. Роулинг
Разрешение на перевод: получено
Комментарии № 1: на конкурс "Снейджер. Просто Снейджер" на Тайнах Темных Подземелий.
Комментарии № 2: Фик написан на SS/HG Exchange 2011 по заявке: "Придумайте историю, взяв в основу Сонет 116"
Статус: закончен


Я есть... Я был... просто человек.

Ты отрываешь перо от пергамента и смотришь на написанное. Чернила равнодушно молчат, но в глубине твоих глаз переливами сверкает тайная песнь сердца.

Шесть слов.

— Уже лжешь, Северус?

Написанные тобой шесть слов кажутся беспомощными под безжалостным напором иссушающего ветра.

Ты слышишь три слова. Из-за них над тобой начинает дрожать небо и покрывается мурашками кожа на руках. Эти слова совершают поступки и ведут себя как наполненные жизнью сущности.

Голос, который говорит с тобой, — вовсе не голос — лишь пустота из золы и пепла.

— Уже лжешь, Северус?

Ты слышал эти слова мгновение назад, или день, или целую жизнь. Неважно. Память не материальна.

Но те слова, слова, мучительно проявляющиеся на пергаменте только благодаря твоей силе воли, кровь чернил от плоти пера, — они не исчезнут.

Я был любим.

***

Что есть слово?

Мысль.

Что есть письмо?

Мысль, облеченная в плоть.

На мгновение задумываешься, кто же тот безжалостный автор, что написал тебя. Кто создал эту историю боли и страдания?

Сжимаешь в пальцах перо.

И я любил.

Перо рвет пергамент. Неистребимо желание кровью нацарапать на нем истину.

— Написанное не станет реальным, Северус, — говорит мягкий голос.

Давным-давно...

Давным-давно это место было прибежищем настоящего, здесь правда становилась Истиной.

Давным-давно написанные слова были Истиной. А чернила были несмываемы. Каждому времени принадлежала своя Книга. И Книга была Истиной. Любой мог переписать ее слова...

— И слова обесценились, Северус. Наивно считать истинным то, что наспех накарябано на странице. Ты исправил достаточно эссе, чтобы понять это.

Слова устали. Ты заставил их бояться ошибок, бояться лжи.

— А вымысел? Ты ведь не веришь, что великое множество историй реальны?

Но в каждой из этих историй есть крупица, дыхание, прикосновение Истины.

У тебя есть своя история, и ты веришь в нее.

Словно вырезаешь на пергаменте древний горький сюжет.

Я есть... Я был... просто человек. Я был любим. И я любил.

— Какая приятная ложь, Северус.

***

Ты всё понимаешь.

Живешь во лжи.

Но никогда не лжешь.

— Это не совсем то, что считается истиной, не так ли?

Вглядываешься в багряное небо. Никак не увидеть, кто говорит с тобой.

Ты знаешь, что никогда не лжешь.

— А та истина, о которой ты молчишь? Та, что скрываешь ото всех? Разве несказанная правда — не то же самое, что ложь?

Клетка. Ты в клетке. Между прутьями решетки заключен свет истины. Решетка больше не сдерживает — железо проржавело, замок сломан. Но между прутьями решетки… вот, что не пускает тебя. Кто заставил тебя скрывать истину? Кто запер тебя?

Собственные слова выглядят насмешкой. Если ты живешь во лжи, как может быть истинна твоя история?

— Противоречия лишь парадокс, Северус. Прими это. Бездействие — не грех. Тебя обманули.

Тебя хорошо научили правильно лгать.

И всё же.

И всё же.

Узел противоречий можно разрубить. Вот в чем суть.

Опять поднимаешь взгляд. Багряное небо. Темный ветер. Но сквозь тучи пробивается свет.

***

Он, как всегда собранный, ходил по классу во время урока. Ничего особенного он не ожидал, хотя Лонгботтом, кажется, мог бы взорвать котел и с холодной водой.

Сейчас его мысли занимало другое: то, что никогда — он был уверен в этом — не произойдет. Никто никогда не справлялся. Они даже не догадались, что это проверка. Маленькие наивные глупцы. Урок был совсем в другом — не в бездумном нарезании, измельчении и перемешивании согласно рецепту на доске.

Он почти пересек весь класс, когда заметил внезапно опустившиеся руки, секунду назад занятые подготовкой ингредиентов.

— Как прикажете это понимать, мисс Грейнджер? У вас есть более важное дело, чем сегодняшний урок?

Она нахмурившись вглядывалась в доску.

— Мисс Грейнджер, смотрите на меня, когда я к вам обращаюсь.

Остальные ученики точно смотрели на него.

Из ее пальцев выскользнул нож.

— Чего-то не хватает.

— Прошу прощения?

— В рецепте не хватает ингредиента, сэр.

— Да неужели? Так просветите нас, чего же там нет.

Он подавил волнение, поднявшееся в груди.

Грейнджер опять нахмурилась и перевела взгляд на доску.

— Я думаю... Нет, я знаю, что пропущен лазурит. Лучше перемолоть его в порошок для повышения эффективности зелья.

— В таком случае рекомендую вам взять лазурит и приступить к работе.

По классу пронесся вздох, когда она одним движением убрала со стола котел и начала собирать учебники.

Хотелось зааплодировать, но он лишь добавил в голос строгости.

— И что это вы делаете, мисс Грейнджер? Я сказал вам добавить пропущенный ингредиент.

— В этом нет смысла, сэр, — она смутилась собственной дерзости. — Я хочу сказать, что уже слишком поздно добавлять лазурит. Качество зелья не улучшится, скорее ухудшится. А времени на приготовление нового недостаточно.

— Мои поздравления, мисс Грейнджер. Похоже, вы, наконец, продвинулись дальше бездумного зазубривания материала. Вашей наградой будет возможность подготовить конспект об использовании лазурита. Остальные, — он повернулся к классу, — могут очистить котлы от своего варева. К следующему занятию с каждого восемнадцать дюймов о пользе осмысления инструкций во время, а лучше до начала выполнения задания.

Когда среди учеников разнеслось недовольное бормотание о впустую потраченном времени и неполученных баллах, он наградил её кивком. Простым кивком. И она ответила ему тем же.

***

И вот ты снова здесь, ждешь, что из этого получится. Ты видишь ее, а она... Она видит тебя.

— И все же она нашла тебя настоящего среди твоей лжи. Но гордиться тебе нечем.

Пропущенный ингредиент в рецепте — не ложь. Эту истину нужно найти, но суть ее в самом поиске. Грейнджер слышит тишину, её подбородок вздернут. Она понимает скрытый смысл. Смотрит широко раскрытыми глазами и читает в тебе истину, ненаписанную между лживых строк твоей жизни.

— Скрытый смысл не более чем миф, Северус. Лишь грезы и иллюзии, возбуждающие воображение.

Стискиваешь пальцами потемневший от времени край стола: значит, невысказанная правда лишь мираж.

— Всё мираж, Северус.

Я есть... Я был... просто мужчина. Я был любим. И я любил.

Ты снова пишешь, чувствуя, как биение пульса переходит в давление пера и превращается в слова. Вот что реально. Твоя боль и твоя история — реальны. Никакого скрытого смысла. Все, что нужно сказать, — сказано. Остальное неважно.

Как странно видеть здесь мерцание света. Но он всё же пробивается сквозь клубящиеся тучи. И пусть ты вздрагиваешь под ударами жестких крыльев темного ветра, этот свет остается нетронутым.

Я был любим.

Не как мужчина, по крайней мере, не сразу.

Но, безусловно, вера — один из видов любви.

Никогда в жизни тебя не одаривали верой. Но ты верил. Когда-то давно — верил. Если пристально всмотреться в бурую пыль, можно заметить сходство тех, кому ты отдал свою веру. Одна отвергла ее со снисходительным презрением. Другие воспользовались этой верой, чтобы получить над тобой власть. Вот они, эти проржавевшие железные прутья, изуродованные обещаниями, обманувшими доверие. Тесная клетка давит. Невозможно распрямиться от бесконечного шепота «предатель», что кружит ветер.

Слова напоминают о борьбе.

Я был любим.

***

— Он говорит так, словно с ума сходит по Темным искусствам.

Голос обвинителя пропитан отвращением.

— Он говорит как ты, Гарри.

Чтобы познать вещь, необходимо быть этой вещью хотя бы в воображении. Чтобы справиться с проклятьем, необходимо увидеть себя, посылающего это проклятье, почувствовать желание калечить и убивать. Если единственная защита — страх, ничего не получится.

Мальчишка не признался бы в этом ни себе, ни кому-либо еще. Остается только надеяться, что Грейнджер с ее проницательным взглядом сможет убедить мальчишку. Объяснить, что понять врага можно лишь познав самого себя. Только познав вещь, можно её уничтожить, как бы искусно она не скрывалась.

Грейнджер слушала и училась.

Она нашла собственную тьму и стала охотиться.

Она видела в нем охотника-наставника, опытного игрока на стороне света.

Хозяева видели в нем лишь закованное в цепи, безмолвное и послушное оружие в своих руках.

— Уверена, его поступок можно объяснить.

Все решили, что он сбежал, но он слышал ее слова.

— Ведь Дамблдор доверял ему.

— Дамблдор ошибся! — выкрикнул мальчишка.

Они бросили её с едва тлеющим огоньком веры в душе.

— Дамблдор не ошибся. Он не оставил мне выбора, хотя никакой необходимости в этом не было.

Он увидел её страх и надежду, не пытаясь спрятать собственное горе и вину. Позволил заглянуть за треснувшую маску.

— Маски больше не нужны, мисс Грейнджер. Все будут видеть только то, что ожидают. И неважно, что я скажу или сделаю. Зачем сомневаться, если точно известно, что я убийца.

Она не плакала по Дамблодору, мальчишке или прежней жизни. Она плакала по нему.

— Вспомните и используйте всё, чему я научил вас, — сказал он.

Когда их дороги пересеклись в следующий раз, он был облечен властью, ему подчинялись и боялись. Она была в бегах.

Он назвал её по имени, а она доверчиво взяла его за руку.

Не было смысла, торгуясь, уговаривать тех, кто дорог, избегать опасности. Слишком поздно дорожить.

***

— Ты полагаешь, это любовь? — звучит насмешливый голос. — Бедный, бедный Северус. Маленький, жалкий человечишка. Одно прикосновение, мгновение обманчивой веры — вовсе не любовь. Любовь — переполняющая страсть. Любовь озаряет жизнь светом. Раскрывает тебя подобно тому, как цветок открывается солнечным лучам. Возвышает. Можешь ли ты хотя бы вообразить такое в своем черном, холодном сердце, Северус?

Ты понятия не имеешь об этом свете, способном выжечь дотла. В тебе его нет.

Даже сейчас и внутри, и снаружи твоей тюрьмы сгущается удушливая тьма.

И всё же...

И всё же...

Как бы ни было тебе, закованному в кандалы, тяжело поднять голову, ты всё еще видишь далекий свет. Он зовет и дает тебе силы, напоминая, что ты есть. Его мерцание отражается в невысохших чернилах написанных слов.

И я любил.

— Ты так много думал о ней, Северус. И даже мог бы получить её. Но это не любовь — одержимость. В лучшем случае наивная мечта. В худшем — похотливая фантазия.

И я любил.

***

Он вернулся после той случайной встречи в Лондоне другим человеком. Спрятал воспоминание о её прикосновении в отдельный сосуд, чтобы после снова и снова пересматривать его.

Каждый раз он обращал внимание на то, какой тоненькой она стала из-за бесконечной тревоги. Неизбывное одиночество — даже в кругу друзей — питало её страхи. Она была опрятно одета. В глазах по-прежнему плескалась надежда, решимость и… что-то еще.

Её ладошка была маленькой и сухой. Ногти коротко острижены.

— Я читала газеты, профессор, — сказала она. — Вам, должно быть, тяжело в Хогвартсе.

Он фыркнул.

— Все хотят избавиться от меня. Иногда мне хочется, чтобы у них получилось.

Её пальцы сжали его руку.

— Не говорите так. Я уверена, вы делаете все, что в ваших силах.

— Какая вера, мисс Грейнджер. Моих сил явно недостаточно.

— Тогда мы в одной лодке. — Она попыталась улыбнуться. — Зовите меня Гермиона.

Он крепче сжал ее руку.

— Пожелайте мне удачи, Гермиона.

— Желаю.

— И я вам. Если вам это нужно...

— Пожалуйста, не подвергайте себя опасности, профессор. И вспоминайте иногда, хоть на чуть-чуть, обо мне… о нас...

Она растворилась в темноте, оставив его с драгоценным воспоминанием о мерцающем свете, что озарил темную пустоту его жизни.

Он пересматривал это воспоминание в самые мрачные минуты, черпая в нем силы, чтобы остаться человеком тогда, когда все должны были видеть в нем лишь чудовище.

Пересматривал, пока каждое воспоминание о воспоминании не стало основой его жизни, не вошло в плоть и кровь.

***

— Не ты ли только что утверждал, что память не материальна?

Сжимаешься. Темный ветер хлещет тебя крыльями. Стоишь на коленях, вцепившись в перо и пергамент.

— Ты оболочка, Северус. Лишь пустая оболочка. Ты создавал пустоту из пустоты, пока сам не превратился в ее вместилище.

Вглядываешься сквозь бурую пыль, что обжигает лицо и забивается в волосы. Невыносимо сложно, но совершенно необходимо разглядеть далекий огонек. Забвение так близко, так заманчиво, но ты знаешь, что в нем нет истины.

***

Она привела его к мальчишке.

Среди лжи своей жизни он прочел в ней ту истину, что всегда искал. Её прикосновение оживило его. Она стала той путеводной звездой, что искренне, без обмана, вела его к цели.

Ее отсутствие было знаком. Она не пряталась, когда он приблизился к палатке.

Оставив мальчишку наедине с его мыслями, нашла того, кто прятался за пределами видимого. Он сбросил маскирующие чары. Ни один из них не улыбнулся.

— Вы плохо питаетесь, — сказал он.

— Вы тоже ужасно выглядите.

— Мы оба будем выглядеть еще хуже, когда всё закончится.

— Но ведь это неважно, правда? — Она приблизилась и подняла на него взгляд. — Вы нашли способ помочь нам?

Он увидел себя в ее глазах, стал ее частью.

— Я бы так хотела помочь вам, сэр.

— Зовите меня по имени, Гермиона. Мне будет приятно услышать свое имя, произнесенное без ненависти.

— Северус.

— К утру вы получите меч. Верьте.

— Всегда.

***

Тебя шатает под порывами налетевшей бури. Острые камни — вот та мягкая земля, на которую ты падаешь, пытаясь сохранить свою историю. Перо терзает плоть, но ты не знаешь другой истины.

Я есть... Я был... просто человек. Я был любим. И я любил.

На пергаменте ничего не разобрать. Только одна фраза. Снова и снова.

Бурый песок скрипит на зубах. Ранит кожу. Застилает глаза. Буря яростно хлещет. Ломает кости. Жаждет истины. Выбивает её когтистыми крыльями.

Ты ослеплен, но знаешь, что твоя звезда с тобой. В том уголке души, который никогда не был написан, между словами, над словами и внутри тех слов, что ты сохранишь до последнего вздоха.

Ты не можешь сказать, как долго это продолжалось: годы или мгновения едва сдерживаемого страха. Но теперь ты твердо стоишь на ногах. Твоя кожа невредима, одежда цела. Бурая пыль улеглась. Темные перья с шелестом опадают с мантии. Не получается разглядеть склоняющееся к тебе лицо, закрытое капюшоном, но ты узнаешь мутные отблески на резких изгибах.

Теперь твоя звезда ближе, ярче.

— Она всего лишь ребенок, Северус. Она не может чувствовать так, как тебе того хочется. А то, что ты ощущаешь... Правильно ли обременять ее чистоту желаниями твоего пустого сердца?

***

Он ворвался в класс уже взведенный до предела. Для начала, наплевав на все его пожелания и доводы, директор настоял на совместных занятиях для Слизерина и Гриффиндора, и неважно, что это в разы усложнит работу. А еще щенок Поттера. Голова раскалывалась от боли.

Он оглядел класс, ничего не упуская из вида. Горькая вина подняла голову под настороженным взглядом ребенка Поттера. Накатила изматывающая усталость.

Вступительная речь. Кто-то слушал внимательно, кто-то не слушал совсем. Он заметил сосредоточенную растрепанную девочку с сияющими глазами. В них было столько света. Столько желания понравиться, когда она тянула руку в надежде на одобрение. Столько чистоты, на которой наверняка остался след от его первого жестокого замечания.

Такая чистая.

Так легко ранить.

Ощущение собственной власти смешалось со стыдом.

***

— Зачем такому невинному созданию хотеть тебя, Северус? Что найдет ее чистота рядом с твоей грязью?

Ты сидишь, на столе перед тобой пустой пергамент, в руке перо.

Твои руки чисты, одежда безупречна.

Кто-то возникает перед тобой. Он встает между тобой и твоей звездой. Ты не видишь его лица, только мутный отблеск. Глаза. Красные. Нет, голубые... Неважно... Он встает между тобой и твоей звездой...

Придвигает к тебе чистый пергамент.

— Расскажи свою историю, Северус. Что истинно?

Ты забыл все слова.

— Опутаешь её своими пороками? Затащишь в трясину? Предашь её веру? Надругаешься над ней?

Когда-то и ты был чист, а после опорочен, предан, использован.

— Неужели ты действительно в это веришь?

Резко поднимаешься, отбрасывая стул в сторону. Ты выше, чем он. Ты открыт, дрожишь на слабом ветру. Ты…

Сжимаешь перо, но тебе не нужен пергамент. Другой лист послужит лучше.

Перо не знает пощады. Не пронзает — раздирает. Падаешь, сломленный силой слов, что вписаны в твою плоть.

Я есть… Я был… просто человек. Я был любим. И я любил.

Каждый удар всё глубже и глубже. На этот раз кричит он — тот, кто разлетается неоседающей пылью от ярких чернил твоей крови.

Звезда совсем близко. Её свет отражается в твоих глазах. Тянешься, чтобы прикоснуться к ней на прощание.

Дрожащими, грязными пальцами запоминаешь её ясные, как никогда прежде, черты. Ее яркие глаза наполнены слезами, которые стекают по щекам и разбиваются о пыль.

***

— Останься, Северус. Останься со мной.

Ты слаб. Пыльный, изъеденный временем пол хижины залит кровью. Тебе холодно. И вряд ли получится пошевелиться.

Ее лицо осунулось, покрыто царапинами и пересечено дорожками слёз.

Ты просто человек. Ты любишь, и ты любим.

* * * * * ******* * * * * *

Сонет 116

Препоной быть двум любящим сердцам
Ничто не может: нет любви прощенья,
Когда она покорна всем ветрам
Иль отступает перед наступленьем.

О нет! Любовь — незыблемый маяк,
Его не сотрясают ураганы;
Любовь — звезда, что светит нам сквозь мрак
И указует путь чрез океаны.

Нет, не подвластна Времени она —
Оно косу свою проносит мимо;
Недель и дней ей смена не страшна —
Она в веках стоит неколебимо.

А если не верны слова мои —
То в мире нет и не было любви.

У. Шекспир (Перевод В. Чухно)

Авторский фик
Название: Любовь в квадрате
Автор: HelenRad /Egle-Elka
Бета: SweetEstel / Bergkristall
Жанр: Humour/Romance/легкий стеб
Пейринг: ГГ/СС, ЛБ/РУ
Рейтинг: PG-13
Размер: миди
Саммари: Как говорит одна мудрая женщина: «Каждый сам ловец своего счастья».
Дисклаймер: Все принадлежит Дж. Роулинг.
Комментарии: на конкурс «Снейджер. Просто Снейджер» на Тайнах Темных Подземелий
Предупреждения: POV, ООС, AU
Статус: закончен

Глава 1

О ловцах счастья

Каша. Овсяная каша с тыквой и тыквенный сок. Бр-р-р. Унылое утро унылого дня. Эх, не так должно начинаться утро красивой девушки. Оно должно начинаться в постели. С чашечки горячего шоколада и свежего круассана… И чтобы все это приносил мой любимый … м-м-м… мой будущий парень.

Как он красив… Как он божественно красив… Я готова любоваться им часами. О, этот разворот плеч, гордая осанка, стройные длинные ноги, мускулистые руки, нежные губы… О, мой Бон-Бон! За нашим столом он самый красивый. И с таким аппетитом кушает. Лично меня привлекают люди, которые умеют радоваться жизни, а еда одно из самых больших удовольствий. Рядом с ним сидит Грейнджер. Вот змеюка! Всегда рядом с ним отирается. При этом на него совсем не смотрит. А куда это она смотрит? На преподавательский стол. Интересно… И кого она там хочет разглядеть? Непонятно… Ну и фестрал с ней!

День получился таким же унылым, как и утро. Одна радость — мой любимый Бон-Бон. Сейчас он сидит и играет в шахматы со своим другом. Вот у его друга нет такого звучного прозвища, которое я дала своему возлюбленному. Подумаешь, «мальчик-который-выжил-и-окончательно-победил-сами-знаете-кого». Нет у людей фантазии — это их проблемы, — но зачем так называть живого человека? Меня, например, все называют Лав-Лав. Интересно? Не только! Это так отражает мой внутренний мир… А вы еще этого не поняли? Я так и думала! Люди вообще мало думают. Взять, к примеру, эту Грейнджер. Все говорят: «Умная… Самая умная…» А сидит сейчас в Общей гостиной, глаза в одну точку уставила и молчит. И спроси ее сейчас о чем-нибудь важном: о том, к примеру, идет ли мне этот цвет мантии, так она даже ответить не сможет. Потому что сидит и не думает. Совсем. А я всегда думаю, и многое замечаю.

Вот как сейчас. Взгляд моего Бон-Бона… Я таю… О нет! Этот взгляд добрался и до чертовой Грейнджер. Ты не можешь так на нее смотреть! Этот взгляд только мой! Тем более, на что там смотреть? Волосы? Не смешите меня! ЭТО нельзя назвать прической. Никогда! Куст ежевики. И то слишком поэтично. Лицо… Бе… Бледная кожа, круги под глазами, тонкие губы, про нос я вообще помолчу, и ни грамма косметики! Дальше — фигура… Ну, тут вообще говорить не о чем. Только что худая. Очень худая. В общем, вы меня понимаете. Кости торчат, ребра стучат, а мужчины — не Пушок Хагрида, на такое не позарятся. То ли дело я! И он на нее смотрит! Может, жалеет? Я где-то читала, что мужчина способен полюбить из жалости… Или женщина способна… Какая разница! Но лучше, если бы у этой Грейнджер появился парень. Хотя кто на нее посмотрит? Кроме моего Бон-Бона. Он всех убогих жалеет. Но нет! Как говорит моя будущая свекровь Молли Уизли: «Каждый сам ловец своего счастья». Золотые слова умной женщины. Я пошла ловить.

— Бон-Бон…

— Что, Лав-Лав?

— Мне надо тебе что-то сказать…

— Что?

Неужели не понимает? А если я оближу губы? Вот так…

— Ну… Бон-Бон…

Клюнул! Ха! И про свои шахматы забыл.

— Пойдем прогуляемся? На Астрономическую башню…

Последние слова я шепчу ему на ухо многообещающим шепотом. И я буду не я, если он в ответ не задрожал.

Мы крадемся по темным коридорам старинного замка. О Мерлин! Как же это романтично… И вот мы уже стоим посреди темного коридора и целуемся. Как хорошо он целуется!!! И в шею, да… А если я тебя вот так?.. Ага!

— Минус пятьдесят баллов с Гриффиндора!

Ну что за черт! Почему именно сейчас?! Снейп совсем озверел в последнее время. Он вообще когда-нибудь отдыхает? И охота ему шастать ночами по темным коридорам. Нет бы самому заняться чем-то поприятнее — глядишь, и подобрел бы… Хотя кому он такой нужен? Бледная кожа, круги под глазами, тонкие губы, про нос я вообще помолчу… Еще раз. Бледная кожа, круги под глазами, тонкие губы, про нос я вообще помолчу, и ни грамма косметики. Не может быть! Грейнджер! Да они созданы друг для друга! Если они будут вместе, Бон-Бону не придется жалеть свою заморенную подругу. Да и Снейп меньше будет по коридорам шарашиться… Какая замечательная идея! Все-таки хорошо, что некоторые (как я) умеют думать, а не просто сидеть в Общей гостиной с отсутствующим видом, когда другие веселятся. Стоп. Чего это они веселятся? Что-то читают… Нет! Я случайно выронила тетрадку, где записываю умные мысли моей дорогой будущей свекрови. Идиоты! Совсем ничего в настоящей мудрости не понимают. Что?! Они смеялись над моим почерком?! Да у меня самый лучший почерк в Хогвартсе! Да я вообще, если хотите, могу писать абсолютно любым почерком. Любым почерком… Любым почерком… А это мысль!

— Лав-Лав, с тобой все хорошо? Ты не обиделась?

О чем это они?

— Я в спальню! Мне надо подумать!

И опять эти недоумевающие взгляды. Ничего. Они у меня еще узнают! Эти двое просто созданы друг для друга. Хотят они того или нет. Меня зовут Лав-Лав, а уж это-то точно что-то значит.

Глава 2

О страстных гриффиндорках и горячих слизеринцах

Я долго ворочалась в постели, не в силах уснуть. Моя блестящая идея требует не менее блестящего исполнения. Задача, конечно, сложная, но для человека с интеллектом нет ничего невозможного. Амортенция? Неспортивно. И дорого! Лучше потрачу эти деньги на что-нибудь действительно нужное. Блеск для губ… Тени для век почти закончились… Что-то я отвлеклась. Перечитаю свою тетрадку и посмотрю, что по этому поводу думает моя любимая будущая свекровь Молли Уизли. «Мы все рождаемся мокрые, голые и голодные. И это только начало». Не про них! «Крутишься, как нюхлер в мясорубке...» Про меня, но не к месту. «Любят не благодаря, а вопреки». Поучительно, но к чему это? «Если человек не влюблялся до сорока лет, то лучше ему не влюбляться и после». А это вообще звучит угрожающе… «Используй свою сильную сторону».

Вот оно! Моя сильная сторона — ум! И хороший почерк. А что это значит? А это значит, что у меня уже есть план. Для начала я напишу им записки. Друг от друга. Это должно их заинтересовать. Друг в друге. Ведь ничто не разжигает чувства так, как хорошее признание в любви. По-моему, так! Потом будет куча праздников, и я сделаю им подарки. Друг от друга. Затратно, конечно, но моя любовь того стоит! К тому же деньги можно раздобыть у моего щедрого Бон-Бона. Ведь на карту поставлено счастье двоих. Нет! Четверых людей! Переполненная эмоциями, я как следует задергиваю полог своей кровати и при свете палочки начинаю творить.

Тихо стекает дождь с ресничек...

Кричу я тебе, но ты не слышишь.

Холодная боль пронзает сердце.

Моя любовь к тебе навечна!

Гуляю одна, ночами плачу —

Уже не могу. А как иначе?

Тебе отдала свою я душу,

А ты не хотел даже слушать.*

По-моему, гениально! И подписать… Так, чтобы и понятно, и красиво. Как там ее инициалы? Г.Г. Да уж, и тут не повезло. Пусть будет Горячая Гриффиндорка. Да! Как романтично… Теперь с ним надо разобраться. Начну с самого легкого. Подпись. Как там его — С.С.? Само Совершенство? Нет! Страстный Соблазнитель? Фу! Суровый Слизеринец? Я бы не повелась! Страстный Слизеринец! ДА! Теперь текст... В стихах? Нет. Уж стихов-то он точно не знает… Или знает? Так, обязательно надо вставить что-то про зелья!

Разгорелся котел страсти —

Не спастись мне от напасти.

Ведьма, ты украла сердце,

Никуда мне уж не деться…

Режу корни, мну колючки

На виду у милой злючки…**

Нет, пожалуй, две последние строчки я выкину. Потому что нет хорошей рифмы на слово «колючки». И надо добавить еще что-то в прозе.

«Гермиона, я совсем потерял голову от страсти. Ты снишься мне каждую ночь. Я так больше не могу».

Шикарно! Я бы от такого письма точно растаяла. Утром добуду образцы почерка, а пока… Можно спать.

*Песня под гитару. Автор скрывается от поклонников и гонораров. Мы просто стоим рядом и ни на что не претендуем.

** Это честно наше, под впечатлением от *

Глава 3

О последних штрихах

Я проснулась в великолепном настроении. У меня сегодня важное дело, и я знаю, как его сделать! С Грейнджер надо все решить, пока она сонная и вялая.

— Гермиона!

Дрыхнет! Нет, ну вы это видели? Решается вопрос о ее счастье, а она спит.

— Гермио-о-она!

— Лаванда, отстань...

— Гермиона, пожалуйста, только ты можешь мне помочь.

— Что еще?..

— Дай мне, пожалуйста, конспект по истории магии.

Для того чтобы вырвать листик, лучшего предмета не найти. Написано много и одно и то же — она и не заметит.

— Ну пожа-а-алуйста!

— Лаванда, зачем тебе в шесть утра понадобилась история магии?

— Понимаешь, я видела вещий сон…

— Не продолжай! На столе…

А я и не думала продолжать! С Грейнджер такие объяснения проходят лучше всего. Ей можно наплести всякого про вещие сны и предсказания, и она поверит. Представляете?! Она не знает, какая редкость эти самые вещие сны. Ну и кто тут после этого умный?

Я аккуратненько вырываю листок откуда-то из середины тетради и палочкой заметаю следы. Хорошо быть ведьмой! Так-так. Какой простой почерк для копирования. Грейнджер, Грейнджер... Ни одного завитка и вензелёчка. И вот еще! Кто бы мог подумать, Грейнджер рисует на истории магии! Так и узнаёшь шокирующие подробности — совершенно случайно. Угораздило же вырвать именно этот листок. Может, он ей дорог как память?.. Тем более рисовала она явно себя. Нос точно ее, с горбинкой. Хотя с размером не угадала. Сразу видно: художник из нее никудышный! А вот глаза выразительные сделала. Но здесь она себе польстила. Ух, какой взгляд! Злая была, что ли? И волосы себе зачем-то выпрямила и зачернила… Ну конечно, мы же гордые и не носим с собой разноцветные чернила. Любит она себя все-таки! Хотя и стремится приукрасить.

Так, теперь надо найти мое последнее эссе по зельям. Снейп в нем очень много понаписал — хоть для чего-то пригодится! Что тут у меня: «Мисс Браун, я с нетерпением жду момента, когда вам, наконец, надоест посещать мои уроки. Поверьте, зельеварение — явно не то, чему вам следует посвятить жизнь. Не мучьте ни меня, ни себя». Многого он хочет! Конечно, высшие зелья — совсем не то, чему следует посвятить жизнь. К тому же на седьмом курсе это не обязательный предмет… Но если я не буду ходить на зелья, мой Бон-Бон сядет с этой Грейнджер или, еще хуже, с Парвати. И если Грейнджер может не заметить видного парня, то вот в своей подружке я ни капли не сомневаюсь. Заметит и соблазнит! А мой Бон-Бон такой неопытный — не отличит истинную любовь от подлого коварства. Так что, профессор Снейп, вам придется потерпеть. Тем более сейчас, когда завязывается такая интересная интрига… Как же я за ними следить-то буду, если не на уроках? А уж тут-то я профи — как-нибудь влюбленный взгляд от обычного отличу!

Ну все, Лав-Лав, начали, главное, чтобы рука не дрогнула. Какие бы чернила взять? Обычными такие письма не пишут. Решено! Розовыми будет писать Грейнджер, зелеными — Снейп… Как же красиво! О-о-о-х! И последний штрих. Для достоверности надо розовую записку сбрызнуть духами Грейнджер. Как говорит моя будущая свекровь: «В любви и на кухне мелочей нет!» Снейп — зельевар, у него, знаете, какой нюх! Вот пусть он его и использует по правильному назначению. Нечего зря зелья нюхать! Так. Теперь в совятню и выбрать самых красивых сов. От Грейнджер — рыженькую, а от Снейпа — черненькую!!!

Глава 4

О тайном и явном

К Грейнджер сова с запиской прилетела во время завтрака. Ага! Прочитала… Покраснела и быстро спрятала. И что же ты теперь будешь делать? Смотрит на преподавательский стол. Украдкой. Отлично! А Снейпа там нет… Я ему специально сову до завтрака отправила — для усиления эффекта, — чтобы он на завтрак не пришел, а Грейнджер подумала… подумала… Да просто подумала! Жалко, его реакции не увижу. Ничего, подожду — у нас как раз сейчас будут сдвоенные зелья… М-м-м… Никогда я еще с таким желанием не шла в подземелья! Ну, во-первых, потому что Бон-Бон сам подошел ко мне, а теперь задумчиво идет рядом. Может, он что-то расскажет?

— Бон-Бон! Помоги мне донести сумку, у меня так болит плечо, а ты такой сильный…

Как же я люблю, когда он так мило краснеет!

— Милый, а чего это Грейнджер такая задумчивая?

— А?

— Бон-Бон! Ты еще не проснулся?

— А-а-а…

Понятно! Настоящий мужчина — ничего вокруг не замечает. А во-вторых, Грейнджер на самом деле идет вся такая задумчивая. И это совершенно правильная реакция! Интересно, а ей вообще хоть кто-нибудь записки писал? Именно ТАКИЕ, а не «дай списать»? Может быть, Крам? Нет. Он спортсмен, он, скорее всего, и писать-то не умеет…

Дошли. Сели. Снейпа нет. Грейнджер как на иголках. Ну-ну… Влетает Снейп! Все-таки есть в нем какая-то харизма: мантия развевается, глаза горят, губы сжаты… И ничего по лицу не понять. Шпион, одним словом. Наивный... У Лав-Лав и не такие кололись!

— Тишина!

А все и так молчат.

— Тема сегодняшнего занятия…

Снейп обводит глазами класс. Так. Взгляд задерживается на Грейнджер… Так… Она опустила голову и покраснела. Так! Снейп молчит. Первый раз на моей памяти сбился! Хороший знак.

— Тема сегодняшнего занятия и все, что вам потребуется, записаны на доске. Приступайте!

Выкрутился! Но неужели никто не заметил, что он сбился? Никто?! Парвати, ты меня разочаровываешь. Хотя нет! Она мило беседует с Дином, и ей сейчас не до чужих чувств.

Весь урок Снейп не замечает Грейнджер, а она ни разу не подняла руку. Повторяю! НИ РАЗУ НЕ ПОДНЯЛА РУКУ! Грейнджер!!! О-о-о! Ее проняло? Так быстро? Может, она и сама была к этому готова? Так ведь и Снейп себя ведет страннее некуда. Зачем-то перебирал ингредиенты для зелий. Задумчиво! Потом долго сортировал какие-то журналы. Во время урока! За весь урок не снял ни одного балла с Гриффиндора. Повторить? То-то! И ни разу не подошел к столу Грейнджер. Да он просто выбит из колеи! Как же мне это нравится… И что-то мне подсказывает, что эти двое и так тайно влюблены друг в друга. Как романтично! Скоро все тайное станет явным — у меня они раскроют всю палитру своих чувств. И будут счастливы. Как я сейчас, когда ко мне подходит мой Бон-Бон.

— Лав-Лав, можно у тебя кое-что спросить?

— Все что угодно!

— Вот что значит, когда девушка весь урок гладит кусочек пергамента — похоже, какую-то записку, — и взгляд у нее такой странный?..

— Это любовь.

— Да это же наша Гермиона!

— Все могут любить. Я вот, например, тоже берегу вкладыш от шоколадной лягушки, которую ты мне подарил. Для девушки это так естественно…

Что же ты, глупенький, краснеешь? Ведь это правда.

Глава 5

О волшебной силе искусства

Приближается Рождество. Как же я люблю этот праздник! Хвойный запах, подарки, омела. Надо будет обязательно поцеловаться с Бон-Боном под омелой. По-моему, он верит в приметы. Что бы ему такое подарить? Цепочку со своим именем больше не буду — он не ценит дорогих подарков. О, идея! Пусть подарок будет милым — набор сладостей из «Сладкого королевства». Так и представляю: он берет шоколадную лягушку, разворачивает, подносит ко рту, облизывает губы…

— Лаванда!

Ой! Грейнджер! Опять ты?

— Что?

— Лаванда, ты уезжаешь домой на каникулы? Я составляю список тех, кто остается.

— Да, конечно, я уезжаю!

Мантикора с маникюром! Про своих голубков чуть не забыла!!! Они же за это время так ни на шаг и не приблизились к заветному счастью. Хотя... Если Грейнджер и дальше будет сидеть безвылазно в гостиной и вязать эти шерстяные чудо-изделия… Она что, до сих пор за права эльфов борется? Ну хоть на этот раз не шапка вроде, а что-то длинное и зеленое… Да, подсознание выдает ее с головой! Цвета слизеринские! Ведут себя как дети малые. И пусть все смеются надо мной и профессором Трелони, но она — настоящий кладезь мудрости о поведении мужчин. Было непросто отвадить всех от ее занятий, где теперь можно без помех поговорить о чем-то стоящем, а не о всякой ерунде, вроде гадания на кофейной гуще… Пришлось постараться, но оно того стоило — у нас появился доступ к ценной информации, — профессор Трелони открыла мне глаза на мужчин. Например, на нашем последнем чаепитии она рассказывала, какие они ранимые и как важно не спугнуть зарождающееся чувство. А особенно важно это чувство разглядеть!

Я часто замечаю, как профессор смотрит на нашу старосту. Украдкой. Задумчиво. Нежно. В такие мгновения он похож на человека, а не на злобную летучую мышь подземелий. Жаль, она не видит. Зато я вижу, как она на него смотрит. Украдкой. Задумчиво. Нежно. И опять никто, кроме меня, не замечает! Вот где у всех глаза?! Грейнджер сама на себя не похожа. Если бы он только увидел… И что бы он сделал? Если верить профессору Трелони, он бы испугался — мужчины так боятся эмоций. А как бороться с испугом? Правильно! Поощрить! Подарки я им купить уже не успею, да и денег жалко, а вот открыточки со стихами — всегда пожалуйста! И мне нетрудно, и людям приятно. Самой стихи писать уже некогда, будем бить классикой!

И почему это мадам Пинс так странно на меня смотрит? Она думает, что я читать не умею? Пикси старая! Да я уже четвертый год подписываюсь на «Ведьмополитен» и все выпуски изучила! Итак. Что может написать Снейп? «Я помню чудное мгновенье…» Не то! Какое же оно чудное, если в это мгновенье (шесть лет подряд) она тянула руку и выкрикивала с места? А как насчет этого: «Предвижу все: вас оскорбит
печальной тайны объясненье. Какое горькое презренье Ваш гордый взгляд изобразит!» Ой! Он же уже объяснился… То есть я уже всё написала и лучше. Идем дальше…

Когда б вы знали, как ужасно
Томиться жаждою любви,
Пылать — и разумом всечасно
Смирять волнение в крови…

Я знаю: век уж мой измерен;
Но чтоб продлилась жизнь моя,
Я утром должен быть уверен,
Что с вами днем увижусь я...*

По-моему, самое оно! Теперь ответ Грейнджер Снейпу. «Я вам пишу, чего же боле… вообрази: я здесь одна… рассудок мой изнемогает…» Только мужчина мог так написать! Неудивительно, что у этой парочки ничего не получилось. Мне нужны женские стихи… «Откуда такая нежность? Не первые — эти кудри...» Сразу нет! Мужчины не любят воспоминания о соперниках… Вот ОНО!!! Сейчас чуть-чуть подправлю, чтобы прямо для Снейпа, и вперед!

Я думаю об утре Вашей славы,
Об утре рокового дня,
Когда очнулись демоном от сна Вы
И богом стали для меня.
Я думаю о том, как Ваши брови
Сошлись над факелами Ваших глаз,
О том, как лава древней крови
По Вашим жилам разлилась.
Я думаю о пальцах, очень длинных,
В моих волнистых волосах,
И о моих и в классах, и в гостиных

Вас жаждущих глазах.
Я думаю о полутемной зале,
О бархате, склоненном к кружевам,
О всех стихах, какие бы сказали
Вы — мне, я — Вам.**

О да! Поэзия — это красиво. А красота — страшная сила! Еще и открытки подобрать. С котятами… О нет! С котятами не осталось... Остались только те, которые никому не нужны. С ёлками и свечами. Скучные и не красочные. Ну да ладно, цветные чернила немного оживят этот тусклый мир. И подписи! Страстный Слизеринец. Горячая Гриффиндорка. Да! И где там мои любимые совы?

*, ** Надеемся, что для классиков проблема дисклаймеров и авторских прав уже не актуальна, но всё равно от всего отказываемся.

Глава 6

О путях к сердцу

Первое февраля. О Мерлин! На носу день Святого Валентина, а я совершенно не готова. Нужно столько всего сделать! Начнем с платья. Как же хорошо, что я блондинка с великолепной фигурой. Мне идет все! И оттого проблема выбора стоит особенно остро. Конечно, никакая одежда не сможет меня испортить, но хочется что-то такое… Чтобы ВСЕ попадали! Но выжили! О чем это я? Ах да, платье. Цвет будет алый! О-о-о… Но он не будет сочетаться с цветом волос моего любимого… Ужас! Тогда зеленый. Но к нему нужны изумруды. Поняла — синий… Нет, голубой! И к глазам Бон-Бона подойдет, и жемчуг у меня к нему есть. Теперь фасон…

— Мисс Браун! Вы оглохли?

— Профессор Снейп, я… Я…

— Я весь внимание.

— Я оглохла!

— Минус десять баллов с Гриффиндора!

Как же я про вас-то забыла, профессор? Все суета… предпраздничная подготовка… Подарки… Соплохвоста вам под одеяло! Подарки! Последние пару дней я совсем забыла про свой гениальный план. Дальше взглядов эти двое не продвинулись. Хотя… Тот взгляд, которым они обменялись после каникул... Это стоило видеть! Вот она — волшебная сила поэзии. И я первый раз видела, чтобы Снейп покраснел! Грейнджер ладно — она последнее время часто краснеет и невпопад отвечает, но чтобы Снейп… Итак, подарки…

— Что получится, мисс Браун?

— Когда?

— Сегодня. В восемь. Вечера. Отработка. У меня.

Ой, не злите меня профессор! А то получит Гермиона от вас свадебные панталоны моей бабушки. Нет, серьезно. Что подарит Грейнджер Снейпу я знаю. Тапочки. Пушистые, теплые, красивые… Как раз такие, чтобы по подземельям расхаживать и ноги не мерзли. Что там говорит по этому поводу моя будущая свекровь? «Подарок должен быть приятным и полезным!» С полезной частью разобрались, а с приятной? Решено! Тапочки будут с мордочками львят. Чтобы все по-честному: носики, усики, глазки, ушки, грива… Приятно? Мне — да! Теперь Грейнджер… Я ей подарю бальзам для губ. Профессор мне еще спасибо должен будет сказать за незабываемые поцелуи. А то все отработки, отработки…

— Лав-Лав, а ты чего не встаешь? Урок уже закончился…

Правда? Так быстро!

— Какой ты заботливый, Бон-Бон! И такой сильный…

— Давай сюда свою сумку.

И так быстро учится. Вот ему я всегда знаю, что подарить. Что-нибудь вкусненькое! Ой, тысячу раз права моя будущая свекровь: «Путь к сердцу мужчины лежит через желудок». Да, она хорошо знает своего сына! Я, правда, нашла еще один путь…

— Бон-Бон, а ты придешь сегодня вечером на наше место?

— Да!

Глава 7

О знаках заботы и любви

Нет, этот бальзам для губ я тебе, Грейнджер, не подарю. Извини, но он идеально подходит именно мне… К тому же профессору может совсем не понравится запах клубники. Я лучше куплю тебе красивое белье. Должно же оно тебе пригодиться? Вот это, серебристое, кружевное… Какая красота! Нет, Грейнджер, это явно мой размер, тебе его и надеть-то не на что. И цвет совсем не слизеринский — профессор будет не рад. Если у них вообще до этого дойдет… И этот комплект как нельзя лучше подходит под мое голубое платье. Тем более если я наклонюсь вот так… или вот так… В декольте будет видно…

— Ну что, брать будете?

— Конечно, и подберите к нему подвязки.

Сегодня, Грейнджер, явно не твой день… У меня осталось всего 6 сиклей. Куплю-ка я тебе книгу. А что?! Книга — лучший подарок. Книга… Книга… Великий клобкопух! Это они что, столько стоят?! За что? Пергамента и чернил всего сикля на 2, а стоит 5 галеонов! И это самая дешевая. Ужас! Я еще понимаю «Ведьмополитен», но там хотя бы колдографии цветные! Ну ничего, до вечера что-нибудь придумаю. Тем более день сегодня длинный, а подарки я надеюсь получить не только от Бон-Бона. Может, и тебе, Грейнджер, что-нибудь перепадет.

О нет! Бон-Бон подарил мне точно такое же жемчужное колье, как и у меня!.. Если уж не повезло… А все остальные ограничились открытками… Ну я прямо не знаю! Хорошо, конечно, иметь постоянного парня, но все остальные тогда начинают вести себя как идиоты. Ну да! Им ничего не светит, но надеяться и бороться то они должны. Эх… А у меня идея! Подарю-ка я второе колье Грейнджер… Нет, это Снейп ей подарит. Что я, дурочка какая, в самом деле Грейнджер украшения дарить? И отправлю я его в конце вечера, чтобы не вздумала надеть на бал. Что может быть хуже, чем две девушки с одинаковыми украшениями. Точно! Тем более ей с утра кто-то уже подвеску со львенком подарил. Такую всю из себя, с изумрудными глазками… Интересно, кто тут такой умный вклинивается в отношения идеальной пары?

Теперь записки. Надо как-то попонятней, чтобы эти умники хоть что-то поняли. «Моему змею от его львенка». Фу, какая гадость. Что ж ему с факультетом так не повезло? Лучше так: «Моему тигру от его львенка». Как-то слишком много местоимений… Упростим: «Тигру от львицы. Г.Г». Отлично, а что он ей пишет? Ну пусть так же и ответит! «Львице от тигра. С.С». Великолепно! Горжусь собой, жаль, никто не знает… А может, и хорошо, что некоторые не знают, а то чуть что: «Сегодня. В восемь. Вечера. Отработка. У меня». И оттирай потом котлы без магии до конца года, доказывай, что хотела, как лучше. Никакого маникюра не хватит! Ну уж нет!!! Хватит, натерпелись! Теперь в совятню, а потом с чистой совестью собираться на бал.

Эх, Грейнджер, Грейнджер! Что бы ты без меня делала? За волосами надо ухаживать каждый день, а не только расчесывать и мыть. Грейнджер, ты хоть слышала, что бывает бальзам для волос? И я имею в виду не зелье от облысения, горе ты мое…

— Гермиона, я соберу тебе волосы в высокий пучок и вот тут выпущу пару локонов.

— Хорошо... Что?

— Понятно! Гермиона, ты вообще где?

— Я задумалась…

Задумалась она… Скорее уж замечталась! О ком, даже спрашивать не буду. Я-то знаю, а ее перед балом лишний раз смущать не хочется. Может, наберется смелости и пригласит его на танец? Вот бы посмотреть!

— Гермиона, а с кем ты идешь на бал?

— Хорошо... Что?

— Нет, ну ты даешь! Повторяю! Кто. Тебя. На. Бал. Пригласил?

— Кормак Маклагген…

— Опять? И вы с ним?..

Это что, его подвеска? И откуда столько денег взял? Ему что, прошлого раза не хватило?

— Нет, что ты! Мне другой парень нравится…

Парень? Хм-м. Она бы его еще мальчиком назвала!

— Расскажешь?

— Лаванда! Да рассказывать нечего...

— Как же нечего? А он как? Тоже?

— Лаванда, я его не понимаю… то пишет ТАКИЕ записки… А потом делает вид, что ничего не произошло. А иногда ТАК посмотрит… А потом опять ничего… К чему это?

— Гермиона, поздравляю, — это любовь! Просто он нерешительный. Но ты же можешь сама…

— Ты с ума сошла?! Сама я к нему точно не подойду.

А вот это проблема… Но нет такой проблемы, которую бы не решила Лав-Лав! Чувства у них возникли, крепнут. Пока надо не мешать — пусть привыкнут к своему счастью. Но и на самотек тоже нельзя пускать — приглядывать надо, чтобы в нужный момент подтолкнуть. По-моему, так.

Глава 8

О признаниях и открытиях

Как же я люблю балы! Да, я люблю танцевать, и что в этом плохого? Люблю вальсы, фокстроты, танго, даже чарльстон и блэк боттом могу станцевать. А особенно люблю танцевать с Бон-Боном… Вот как сейчас. Он держит меня своими сильными руками и кружит, кружит, кружит… Я могу откинуться назад, и он меня удержит, а могу наклониться к уху и прошептать, почти касаясь губами мочки:

— Бон-Бон, какой ты красивый…

Он предсказуемо краснеет. Люблю его в этом цвете.

— Милый… Нежный...

— Лав-лав, давай выйдем?

— Куда?

— Отсюда!

Он ощутимо дрожит. Мы стоим в темном коридоре и целуемся. Его руки везде, мои тоже. Его движения становятся судорожными. Как же он напряжен. Я могу помочь, милый…

— Тебе нравится так?

— Лаванда…

Какой хриплый приятный голос… Он почти рычит:

— Лаванда, еще…

Да, любимый, мне не трудно. А вот так?

— Лаванда-а-а-а!

Он дрожит в моих руках. Это и есть смысл жизни! Любить. Отдавать. Получать. Иметь колоссальную власть, но не пользоваться ею. Он целует меня так, что кружится голова, дрожат колени, еще немного и я упаду…

— Лаванда, я тебя люблю!

— Я тебя тоже, Рон! Я тоже...

Мы стоим обнявшись, обессиленные, но счастливые. Ничто и никто не сможет нас сейчас оторвать друг от друга, кроме…

— Минус пятьдесят баллов с Гриффиндора!

Дежавю. Эх, профессор, профессор, что же вам на балу-то не сидится? Что же вы не следите за своей горячей гриффиндоркой? Вы расстроены? Настолько? Вот это номер! Первый раз получается читать по лицу Снейпа. В открытие третьего глаза я не верю — все-таки профессор Трелони нас чему-то научила, — а значит, что-то произошло. И я даже подозреваю, что… Подхватываю Рона за руку и мы бежим в нашу башню. Не оставлять же его одного на балу?

Так и есть! В спальне, одна в темноте рыдает Гермиона…

— Гермиона! Что случилось?

Она что-то бормочет, и сквозь всхлипы я с трудом разбираю слова:

— …все плохо… профессор Снейп… аморальное поведение… Кормак… я не хотела… я ничего такого… а он…

Все хорошо! Он ревнует. Но надо подыграть:

— Кормак?

— Какой Кормак?! Снейп!

— Он тебя обидел?

— У-у-у-у-у-у…

Вот и славненько! Это любовь. Причем взаимная. Утешать в такой ситуации бессмысленно и дарить подарки тоже, а то и выкинуть может. Я обнимаю Гермиону, глажу ее по спине и немножко покачиваю, как маленькую. Пусть поплачет. Будет легче. А мне надо что-то срочно делать. Но не быстро! Должен пропасть гнев и появиться чувство вины. А оно точно будет… Причем у обоих: один наорал (в этом я нисколько не сомневаюсь), вторая вызвала ревность (все-таки есть в ней задатки — смелая девочка!).

Глава 9

О пользе метел

Чувствую себя творцом! Сегодня у моих подопечных «момент истины». Не буду полагаться на случай. Утром я послала им абсолютно одинаковые записки: «Надо поговорить. Сегодня. Класс зельеварения. 20:00» и ставшие такими родными подписи «Г.Г» и «С.С». Думаю, это последний раз. Если они не договорятся, я отступлю. Значит, так надо. Не судьба. Моя единственная помощница в этом деле — метла. Правда, с древком из железного дерева. Надеюсь, этого будет достаточно.

Чуть не опоздала. Чтобы незаметно подкрасться, оделась в черный облегающий комбинезон. Свои роскошные белые волосы спрятала под черную косынку. Для гармонии пришлось больше обычного подкрасить глаза. Получилось очень красиво! Рону так понравилось, что он не хотел меня никуда отпускать. Пришлось во всем признаться. Сначала он совсем не одобрил. Так орал! Но я-то знаю, как успокоить любимого. Пара поцелуев, и он все понял. Даже пожелал мне удачи. Но из-за этого я начала действовать на двадцать минут позже, чем собиралась.

Без пяти восемь, а я бегу по подземельям к классу зельеварения. Опаздываю. Тут уж не до красоты! Но все равно во всем черном чувствую себя словно пантера перед броском. И так же, как пантера, изящно прячусь в нише перед кабинетом. Ровно в восемь в класс врывается Снейп, в открытую дверь успеваю заметить, что Гермиона уже там. Так… настала очередь метлы. Вставляю метлу в бронзовую ручку и фиксирую дверь. Все! Теперь они выйдут только вместе с дверью. Хотя с этой парочки станется… Это они сумеют, но, может, захотят использовать лишний предлог, чтобы остаться и поговорить? Узнать это можно только одним способом. Припадаю ухом к двери. Сидят. Молчат. Молчат? Чары? А, нет, заговорили! Ну надо же, этот шпион даже простеньких заглушающих заклятий не поставил — совсем переволновался.

— Профессор…

— Говорите, мисс Грейнджер…

— Лучше вы, сэр…

— Хорошо…

— М-м-м…

— …Мисс Грейнджер, простите, но я не смогу носить ваши тапочки. Все-таки я почти на двадцать лет вас старше… Я слишком консервативен… Я не смогу украсить вашу жи…

— Простите, сэр, но зачем вам мои тапочки? Они маленькие и вам совсем не подойдут…

— Мисс Грейнджер?

— Сэр?

— Я чего-то не понимаю… Я говорю о тапочках со львиными головами. Вы помните такие?

— Нет… у меня с кроликами… Сэр?

— Я — сэр, вы — мисс Грейнджер. Правильно? Не надо на меня так жалобно смотреть, я не кусаюсь. Я просто хочу понять, чего вы хотите. Неужели так сложно сказать?

— Что сказать? Я не брала ваши тапочки. Честно! Я только один раз… на втором курсе… шкурку бумсланга… Я все верну…

— Вы об этом хотели поговорить?

— А вы о чем хотели со мной поговорить?

— Точно не о шкурке бумсланга. Так... Бумсланг?.. Я хочу знать, в какие игры вы играете!

— Сэр, вы первый начали.

— Начал что?

— Писать мне записки.

— Я?.. Мисс Грейнджер, это же вы: «Я думаю о пальцах, очень длинных, в моих волнистых волосах…»? А шарф на день рождения?

— Шарф — это я, вам понравилось? Но я не писала… Так значит, это не вы? Вы мне не писали? И не дарили? Ничего?! Совсем ничего?..

— Подвеску со львенком на день святого Валентина — это я… Но я ничего не писал! Что??? Вам кто-то писал?

— Не вы?.. не вы... совсем не вы?.. да вы!.. а я...

— Не плачьте, мисс Грейнджер! Куда вы?

Дверь сотрясается от рывков и ударов. Потом я слышу «Алохомора» и радуюсь своей проницательности. Потом еще какие-то заклинания… Эх, профессор, профессор! А сами-то ручками работать не пробовали?! И невдомек вам, могущественным магам, что дверь может держать обычная метла!!! Что-то у них там тихо… Прислушиваюсь… АГА!!!

— Гермиона, я не хотел… Прости… прости… пожалуйста… Я думал, это розыгрыш, я не верил… И мантикраб с этими тапочками! Буду я их носить, буду… и шарф…

— И шарф? Северус… Северус?..

— Гермиона?.. Я…

— Я ждала… ждала… а ты все никак…

Совсем тихо. Ничего не разобрать. Но не зря я хожу к профессору Трелони — мою интуицию не проведешь. Целуются! Счастливы! А теперь — бежать, пока не вспомнили про настоящего автора записок. Впрочем, судя по всему, это будет не скоро. Но метлу в двери я все-таки оставлю! Да!!! Не зря меня называют Лав-Лав! Это, фигурально выражаясь, любовь в квадрате…

Лав-Лав сказала — Лав-Лав сделала!

И напоследок, каляка-маляка

@темы: Рисунки, Фики, Перевод, Снейджер